Ольга смотрела в окно, туда, где за дворцовым парком, виднелись праздничные огни Константинополя. Город готовился к своей первой встрече Нового года в качестве столицы новой Ромеи. Кто мог ей сказать в новогоднюю ночь 1917-го года о том, что окажется почти хозяйкой в этом дворце? Да, операция готовилась, Ольга знала об этом, но она слабо верила, что Николай сможет взять Царьград. Наоборот, эта операция очень пугала ее. Состояние армии было плохим, дисциплина падала, росли революционные настроения, и Ольга самым серьезным образом опасалась того, что Босфорская операция обернется катастрофой куда большей, чем поражение в Русско-японской войне и та же Цусима. И что катастрофа эта неизбежно обернется революцией, даже если революция, по какой-то необъяснимой причине, не случится до того.
Но, революции не случилось. Вернее сказать, ее царственный брат Михаил и есть самая настоящая революция. Да, он, вне всякого сомнения, великий человек!
И вот теперь, глядя на огни Константинополя, она может смело загадывать свои желания. И пусть до Рождества остается еще несколько дней, но, в конце концов, в Ромее сейчас предновогодняя ночь, а если реформа календаря состоится, то уже следующее Рождество весь цивилизованный мир, включая Россию, будет отмечать одновременно.
Она встала из-за рабочего стола и подошла к окну, глядя в ночь.
Пора возвращаться домой, в квартиру. Опять она не уложила спать Тихона. Государственные дела отнимают часть внимания у ее сына. Но, хотела бы она вновь стать обыкновенной Великой Княгиней и просто устраивать званые ужины, балы и прочее, что требуют приличия высшего света?
Вероятно, нет. После этих безумных месяцев борьбы и интриг, она почувствовала вкус государственной власти, почувствовала, что значит иметь возможность не только рассуждать, но и делать, творить. Лиши сейчас ее этого чувства, и она захиреет, словно роза, без солнца и полива.
Позади открылась дверь.
— Любовь моя, ты спать собираешься?
Ольга улыбнулась и ответила не оборачиваясь.
— Да, Николя. Сегодня было очень много работы, но я вроде основные дела закончила.
Граф Куликовский подошел сзади и обнял жену. Она ощутила его горячее дыхание на своей шее.
— Так ты планируешь спать, любовь моя?
— Как там Тихон?
— Разумеется, наш сын давно спит. Чего и тебе желаю. Время уж не детское.
— А который час?
— Без пяти минут полночь. Сегодня в Ромее Новый год, а ты вся в делах…
Ольга обернулась и едва слышно прошептала:
— Сударь, предложите даме бокал вина…
— С превеликим удовольствием, сударыня…
Оторвавшись наконец от жены, граф Куликовский открыл бутылку вина. И вовремя, ибо часы уже почти показывали полночь. На длинные тосты времени уже не оставалось:
— С Ромейским Новым годом, любовь моя!
— С Ромейским Новым годом, любимый! Пусть все будут счастливы и здоровы! За Тихона!
Звон бокалов совпал с боем часов. За окном взлетел в небо первый залп праздничного фейерверка.
Он:
— Пойдем, любовь моя, время дарить друг другу подарки.
Она:
— Пойдем. Некоторые тебе точно понравятся.
Они вышли и тихо закрыли за собой дверь кабинета.
В Ромее, Европе и мире наступил 1918 год.
СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ АМЕРИКИ. НЬЮ-ЙОРК. 28 декабря 1917 года (10 января 1918 года).
Оскар Гримм, стоя у леерного ограждения, задумчиво курил трубку. Зимняя морось и хмурое небо никак не отражались на суете порта и его служб. Сновали туда-сюда буксиры, работали водолазы, то и дело погружаясь в воду с пыхтящего недалеко от причала баркаса, входили и выходили из акватории суда и корабли разного тоннажа, шныряли и кричали чайки. Не так далеко, всего в паре кабельтовых, начинались частные причалы, где швартовалась публика почище, но зимой там всегда было малолюдно, ведь среди приличной публики найдешь мало желающих выходить в море зимой, да ее в такую промозглую погоду.
Но это обычно. Это не сегодня. Сегодня же вокруг частных причалов суета. Точнее, вокруг белой и роскошной яхты «Царь Соломон», принадлежащей Джейкобу Шиффу. Сегодня у старика юбилей. Семьдесят лет, на секундочку, как говорят в солнечной Одессе. Прибудут весьма и весьма значимые люди и отнюдь не босяки. Босяков туда не пускают. Таки имеют право.
Много богатых и влиятельных гостей, роскошных подарков, витиеватых и нередко подобострастных поздравлений.
Все спешат. Нужно успеть попасть на борт. Ожидается скорый выход в море. Лишь ждут сумерек, чтобы зажечь праздничную иллюминацию. Кто опоздает на этот праздник жизни, тот и останется за бортом.
Кому-то не повезет.
Оскар Карлович бросил взгляд на небо. Да, уже надвигаются сумерки. Вон и водолазы заканчивают свою работу. Пора и ему собираться.
Выбив трубку от остатков сгоревшего табака, мистер Джек Джонс покинул палубу китобоя.
СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ АМЕРИКИ. НЬЮ-ЙОРК. 28 декабря 1917 года (10 января 1918 года).