1917 Февраль ↔ Октябрь. Две революции — два проекта

Овладеть этим главным потоком революции — народным бунтом, со всеми его великими и страшными сторонами — оказалось на первом этапе для большевиков самой важной и самой трудной задачей. Решение этой противоречивой задачи было в том, чтобы договориться о главном, поддержать выбранную огромным большинством траекторию. Для такого поворота набирающей силу революции нужно было понимание именно чаяний народа, а не только его «расхожих суждений». А это понимание встречается у политиков чрезвычайно редко.

В целом, установка на быстрое восстановление государственности, хотя поначалу она и создала очаги рабочих восстаний («гражданской войны среди своих»), была эффективной. Постепенно, но сопротивление строительству советского государства в целом ослабевало.

Советская власть уже на первом этапе успешно выполнила едва ли не главную задачу государства — задачу целеполагания, собирания общества на основе понятной цели и консолидирующего проекта. Г. Уэллс признал, что партия Ленина «была единственной организацией, которая давала людям единую установку, единый план действий, чувство взаимного доверия… Это было единственно возможное в России идейно сплоченное правительство».175

Развал государства как силы, охраняющей право и порядок, выпустил на волю демона «молекулярной войны» — взаимоистребления банд, групп, соседских дворов без всякой связи с каким-то политическим проектом (но иногда с использованием какого-то знамени как прикрытия, как это бывало, например, у «зеленых»). Этот хаос уже был для массы людей нетерпим.

Не только Временное правительство, но и правительства Белого движения откладывали обустройство жизни населения на будущее, когда будет капитализм и парламентская республика. Антисоветский историк М.В. Назаров говорит: «При всем уважении к героизму белых воинов следует признать, что политика их правительств была в основном лишь реакцией Февраля на Октябрь — что и привело их к поражению так же, как незадолго до того уже потерпел поражение сам Февраль».176

В 1991 году был издан альманах «Русское прошлое» с документами революции и Белого движения. В своей рецензии на него историк В. Старцев пишет: «Как собирались “обустроить Россию” в случае своей победы белые? Поскольку у нас об этом толком не знает никто, познакомиться с квалифицированным резюме речей глав белых армий и их программных установок очень полезно. Его подготовил американский ученый Н.П. Полторацкий. Характерно, что, как ни старался он вычленить программу из приказов и речей Деникина, кроме фраз “За свободу и Россию” не обнаружилось ничего».177

«Молекулярная» асоциальная деятельность была причиной гибели массы людей. Расхожие суждения вошли в конфликт с чаяниями. Пришвин записал 2 июля 1918 г.: «Есть у меня состояние подавленности оттого, что невежество народных масс стало действенным». Невежество было велико и раньше, но до Февраля оно было сковано государственной властью — оно не было действенным. Его раскрепостило и сделало активным и даже агрессивным именно Временное правительство. Его сразу после Октября начало загонять в подчиненное положение Советское государство. Иногда изгонять «гунна» пришлось действительно жестокими методами. Но через 20 лет война показала, что эта жестокость была спасительной.

Эта проблема как-то игнорируется в социологии, как будто есть общности «гуннов» и общности тех, кто неукоснительно соблюдают нормы институтов. В действительности в каждом притаился маленький или большой «гунн». Во время смуты институты распадаются, и в каждом просыпается его «гунн», но в то же время люди стараются создать какие-то институты-времянки и ищут политическую силу, которая бы укрепила и защитила институты, чтобы жизнь вошла в норму. Пришвин 14 декабря 1918 г. написал состояние того момента так: «Анализировать каждую отдельную личность, и дела настоящего времени получаются дрянь, а в то же время чувствуешь, что под всем этим шевелится совесть народа». Именно это — дело совести народной, видели очень многие. Но чтобы жизнь вернулась в норму, требовалась государственная власть, хотя бы в фазе становления.

Состояние деревни без власти и общины летом 1917 г. выглядит у Пришвина так (7 августа): «Собственность — это кол, вокруг которого гоняют привязанного к нему человека до тех пор, пока он не научится заботиться о вещах мира сего, как о себе самом, потому что завет собственности: люби вещи материальные как самого себя. Эта заповедь о вещах сохраняется равно для мира буржуазного и мира социалистического.