1876

— Да! Потому что она навязчива. А кто она такая? Никто — всего лишь жена управляющего гостиницы и дочь бакалейщика, вы только подумайте — из какого-то там Лоуэлла, штат Массачусетс. — Макаллистер перешел чуть ли не на шепот. — А до приезда сюда они жили в Вашингтоне.

— О боже, — выдавил я из себя. — Это так ужасно?

— Конечно, и в столице попадаются приятные люди, но общий стил\.. Я не открою большого секрета, если скажу, что никто не бывает в Вашингтоне без крайней необходимости.

Сколько еще мне предстоит узнать об этих забавнейших людях! Не удивительно, что страна оказалась в руках бандитов, если люди достойные настолько привередливы и глупы. За весь день я слова умного не услышал — ни во дворце мадам Джонс, ни в особняке Стивенсов, куда, разумеется, мы с Эммой отправились ради музыки, общества — и ужина.

Миссис Пэрен Стивенс — женщина довольно вульгарного вида, но с приятными манерами и озабоченная желанием выглядеть забавной, что забавно уже само по себе.

— Мы видели вашу фотографию в витрине у Рицмана! — так она встретила Эмму, на что та отозвалась довольно сдержанно, поскольку мы оба не знали, хорошо это или плохо. Должна ли дама фотографироваться и выставляться напоказ наподобие Дженни Линд? Думаю, что нет.

Тем не менее появление Эммы в гостиной Стивенсов было поистине королевским. Эмма иногда бывает очень похожа на императрицу в ее юные годы; тот же взгляд темных испанских глаз, хотя волосы у нее светлее и причесаны по современной моде с пробором посередине. Как и императрица, Эмма умеет парить — и она парила среди этого многолюдного сборища по залам, отнюдь не изысканным, но показушно-богатым, загроможденным многими неуместными objets [29], не говоря уже о sujets [30]. Когда я теперь пишу эти строки, я нахожусь под явным впечатлением манер Уорда Макаллистера.

Сейчас за полночь. Я сижу возле камина в нашей гостиной. Из спальни доносится ровное дыхание Эммы, запах ее духов. На столике букет бледно-розовых камелий, которые она перед сном поставила в вазу. Кто их приедал? Я не спросил. Здесь она примадонна, а я держусь в тени как антрепренер, заказывающий билеты на поезда и номера в гостиницах, манипулирующий прессой, охлаждающий пыл не в меру горячих джентльменов и подыскивающий ей мужа.

Муж, которого мы, возможно, нашли (или, скорее, взяли на испытательный срок), ждал нас у миссис Стивенс, стоя под портретом хозяйки, на котором она выглядит как мадам Сан-Жен, каковой, очевидно, себя считает.

Эмма, улыбнувшись, прикоснулась к руке Джона Дэя Эпгара и позволила мадам Стивенс провести себя по комнатам, где около сотни самых элегантных нью-йоркских франтов с нетерпением ждали, когда их ей представят. Женщин меньше, чем мужчин, я заметил; да и те, что были, отличались каким-то чрезмерным блеском глаз, точно они не жены, или, во всяком случае, не жены тех мужчин, с которыми оживленно беседовали.

— Она выглядит потрясающе! — Джон впился взглядом в удаляющуюся спину Эммы.

— О да. А ведь не решалась появиться в том же платье, в котором фотографировалась у Рицмана.

— О ней говорит весь Нью-Йорк. — Я не мог понять, хорошо это, с его точки зрения, или плохо. Его речь абсолютно невыразительна. — Моя семья от нее в восторге. Особенно отец. И сестра Вера.

Мысль о папаше Эпгаре и сестре Вере, как всегда, привела меня в легкое уныние. Я схватил серебряный фужер шампанского с подноса в руках лакея. Двумя внушительными глотками мне удалось отогнать видение последнего обеда у Эпгаров, мрачных, тучных родителей Джона, самодовольных в своей посредственности, сестры Веры, невесты Христовой, протестантки, не противящейся, однако, своей ужасной судьбе. Всякий раз, когда сестра Вера спрашивала о Париже, папаша Эпгар кашлял, а мамаша Эпгар старалась переменить тему. Париж — не тема для разговора приличных людей, особенно в присутствии порядочных девушек вроде Веры. Достойные темы в этом доме — недостатки большинства слуг, летние дачи (когда открывать и когда закрывать сезон), еда (ее цена, а не приготовление), а время от времени упоминания о простолюдинах, которые пытаются втереться в нью-йоркское общество, потому что у них есть деньги, Пэрены Стивенсы, к примеру, или вульгарный коммодор Вандербильт, или Асторы.