1812. Всё было не так!

В Дриссе узнали, что неприятель устремился на Смоленск, в военном совете положено туда [же] идти. Государь потерял голову и узнал, что война не есть его ремесло, но все не переставал во все входить и всему мешать. Граф Аракчеев уговорил его ехать в Багратионову армию с собою. Лишь коляски тронулись с места, он велел ехать в Смоленск, а не в Витебск и объявил ему, что ему должно ехать в Смоленск и Москву учредить новые силы, а что в армии присутствие его не только вредно, но даже опасно. Говорят, что Аракчеев взялся быть исполнителем общего желания всех генералов <…> Ненависть в войске до того возросла, что, если бы государь не уехал, неизвестно, чем все сие кончилось бы».

Как видим, ситуация сложилась пренеприятнейшая.

Дипломатичный генерал Н.П. Михневич, один из авторов 7-томного сочинения «Отечественная война и русское общество», излагает ее так:

«Соединением 1-й и 2-й Западных армий под Смоленском положение наше делалось, по-видимому, лучше, чем оно было в начале войны; оставалось только одно неудобство – разделение власти между обоими главнокомандующими; хотя Багратион и принял решение подчиниться Барклаю де Толли, но в трудные минуты это должно было сказаться невыгодным образом».

Неудобство – это слишком мягко сказано.

* * *

В своих «Воспоминаниях» русский офицер-артиллерист А.С. Норов пишет:

«Соединясь под Смоленском с армиею Барклая, Багратион с ним искренно примирился, когда оба главнокомандующие выяснили друг другу причины своих действий и разномыслий. Характер князя Багратиона был слишком откровенный, а потому, объезжая вместе с Барклаем ряды его армии, которую тот ему представил, он бы не стал несколько раз протягивать ему руку в виду всего войска, чему я был самовидцем».

Да, князь Багратион на людях протягивал руку Барклаю, но на самом деле он тут же начал показывать свое полное несогласие с решениями Барклая. Более того, он стал писать налево и направо письма, в которых Барклай обвинялся во всех существующих и несуществующих бедах русской армии.

Как пишет биограф Багратиона Е.В. Анисимов, князь «имел серьезный недостаток как полководец и человек – в какой-то момент он оказывался не в состоянии взвешенно и хладнокровно проанализировать ситуацию, в которой оказывались другие, и торопился с осуждением: он не хотел и допустить, что в своем поведении Барклай руководствуется иными мотивами, кроме трусости, бездарности, нерешительности или измены».

На самом деле отступление уже давно всем надоело, и это не подлежит сомнению. Вот, например, слова офицера русской артиллерии Н.Е. Митраевского:

«Носились слухи, что неприятельская армия так многочисленна, что нам нет возможности не только разбить ее, но даже остановить. Грустны были для нас такие известия. Мы ясно видели, что уже не ретируемся, как следует, но отступаем или, лучше сказать, бежим перед неприятелем и сами не знаем куда».