ца, которая в упор не видит, что он к ней, в общем-то безразличен. Сам Парфен явно растерял-
ся, услышав недавнее жаркое признание, причем так сильно, как я ещѐ не видела. Он даже от-
ветить ничего не смог – стоял и хлопал изумлено глазами, а потом отвернулся, будто ничего и
не случилось. Ха! Кого он хотел обмануть? Все видели его круглые от удивления глаза и во-
обще, все слышали эту пламенную речь, так что просто сделать вид, будто всѐ отлично и в по-
рядке вещей, никому из нас не удавалось. Кроме разве что цветущей гудронки. Ну, и кроме
Мизо, которую это вообще не касалось.
Я, честно говоря, тоже находилась в крайней растерянности. Если вспомнить свои прин-
ципы (которые, впрочем, хотя и носят столь громкое название, нерушимыми принципами не
являются), то воевать за объект поклонения с другими претендующими на него самками я не
привыкла. Хотя нет, здесь ситуация не та.
В общем, не могла я сейчас лезть к ним и расставлять всѐ по местам. Во-первых, это, ве-
роятно, следовало сделать Парфену, во-вторых, я просто не могла сказать этой юной девочке,
что она ошиблась и этот конкретный кисеец вовсе не за ней мчался вдогонку.
И не потому, что думала, будто она не поверит, а потому, что не могла сделать ей больно.
Не хотелось быть той стервой, которая разрушает чью-то тщательно лелеемую сказку. Прой-
дут годы, сказка забудется, а вот та самая стерва останется в памяти навечно.
Я даже сама от себя в шоке. Не думаю, что отличаюсь чрезмерным человеколюбием, но
обидеть гудронку всѐ-таки не могу. Ведь она не особо-то и злая, слегка наивная, очень мо-
лодая - но и всѐ!
И кстати, я не учитываю, что Парфена всѐ происходящее может вполне устраивать. Вид у
него, конечно, когда он испуганно косился в мою сторону был таким, как будто он беззвучно
объяснял, что всѐ произошедшее просто недоразумение и серьезно признание гудронки он
воспринимать не способен.
Но всѐ бывает, верно? Мне могло просто показаться. А даже если нет…
С моей самой старшей из подруг, с Наташкой из Бабаевки, как она сама себя называет,
однажды произошло следующее: в их компанию затесалась чья-то семнадцатилетняя дальняя
родственница, и двадцативосьмилетняя Наташка еѐ даже слегка опекала, потому что помнила,
как бывает непросто среди незнакомцев в чужом городе. И когда девчонка стала строить глаз-
ки Наташкиному мужу, тот тоже смеялся, мол, нашла к кому ревновать. Но позже оказалось,
несмотря на все свои заявления типа: «Да не влечет меня к глупым подросткам, да с ней даже
поговорить не о чем! Я взрослый человек и предпочитаю взрослых интересных женщин!», он
с ней общий язык всѐ-таки нашел, и вовсе даже не за столом. И никто бы не узнал, не залети
эта юная наивная девочка, которая была уверена, что это вечная любовь и еѐ принц по несчас-
тливому стечению обстоятельств просто достался другой.
С тех пор Наташка живет одна и насколько я знаю, никогда не жалела, что после выясне-
ния правды выставила мужа к чѐртовой матери. Благо у них не было ни общих детей, ни кре-
дитов. И конечно, ей куда проще было бы обвинить пробивную девицу, которая увела здо-
рового мужика так, что тот и ойкнуть не успел, чем признать, что он сам согласился и должен
сам отвечать за свои поступки.
И вот получается, что говорить можно всѐ что угодно, а результат... А я о кисейце конеч-
но, хорошего мнения, но нельзя не признать, что знакомы мы недолго и почти ничего друг о
друге не знаем. Возможно, признание гудронки всѐ меняет и ставит с ног на голову?
Так, в метаниях и сомнениях и прошло время до прибытия кисейского корабля. К
счастью, Мизо непроизвольно закрывала собой вид на гудронку, которая молча смотрела на
Парфена и больше ничего не видела и не слышала, а тот так же увлеченно прятался в кресле и
как будто специально от нас отворачивался.
Из пристыковавшегося катера мы попали сразу в кают-компанию, которая на кисейском
корабле выглядела куда зрелищней, чем у вольнодумцев. Я сразу же облюбовала место у ог-
ромного иллюминатора, занимающего практически всю стену, путь к которому преграждала
стальная крупноячеистая сетка, не давая подойти вплотную, однако красота увиденного за
бортом не могла не поразить.
Я даже не сразу обратила внимание, что тут полно народу, а именно команда кисейцев в
полном составе и вдобавок незнакомая мне кисейка. Все они наперебой говорили, здорова-
лись друг с другом и вообще вели себя очень открыто, не скрывая радости от встреч, будто
расставание длилось долго. Даже мне то и дело приветственно кивали.
- Айка, - пришлось полностью отвернуться от чудесного зрелища, расстилающегося за об-
зорным иллюминатором космического пространства, удивительно фиолетового и какого-то
густого, плотного, и повернуться к Пеплу. – Это моя жена, Яста.
Я слегка занервничала, рассматривая кисейку, которую он привел с собой и теперь под-
держивал под локоть, как нечто хрупкое и недолговечное.
- Очень приятно, - сказали мы с ней в один голос.
У кисейки была крепкая спортивная фигура, кудряшки до плеч и изящные перчатки до