1661

— …двести тысяч экю. Однако ваши счетоводы отказались их принять. Более того, мне доложили, что депозит тут же переправили одному из королевских интендантов, то есть моему подчиненному!

Жабак, поджав губы, только моргнул, подтверждая слова Фуке.

Голос Фуке зазвучал более сухо.

— Возможно, они сделали это по рассеянности или по чистой случайности, но, как бы то ни было, мне хотелось бы получить от вас объяснения, господин Жабак, помня об искренности наших с вами отношений, которую вы еще недавно так нахваливали.

Жабак в знак бессилия только развел руками.

— Господин суперинтендант, я всего лишь ссужаю вас деньгами, а через ваше посредство — короля. Как вы знаете, я предоставил вам изрядный процент скидки. Однако не заставляйте меня играть по правилам, не имеющим никакого отношения к роду моих занятий. Политики рискуют, господин суперинтендант. А банкиры этим пользуются. Это тонкое и очень важное различие.

Тон Фуке стал ледяным:

— Что это значит?

— Я больше не могу предоставлять кому бы то ни было кредиты без гарантии, поскольку в противном случае мне самому придется взвалить на себя все бремя рисков… и у меня не останется ни малейшей надежды на причитающиеся мне проценты.

Фуке резко встал, хлопнув ладонями по подлокотникам кресла.

— Но ведь гарантии есть!

— Только с вашей стороны, — оправдывался Жабак, — а не со стороны казны. Если Никола Фуке добропорядочный клиент и плательщик, то государство — да простит господин суперинтендант мою откровенность — плательщик ненадежный.

— Экое открытие!

— В принципе так и сеть, господин суперинтендант, однако в денежных делах, помимо принципа, существуют правила объема. И за отсутствием сумм, записанных в приход, правила попросту перестают действовать. Поймите меня правильно, господин суперинтендант, — продолжал Жабак, поднимаясь в свою очередь, словно для того, чтобы защититься от гнева, отразившегося на лице Фуке, — вспомните нашу последнюю встречу! Вы рассуждали тогда об откровенности, но не я ли предостерегал вас от опасной игры, какую вы затеяли, решившись взять на себя риски, превосходящие ваши возможности? Это касается третьих лиц, чья благодарность и ручательство по отношению к вам не вызывали моего доверия. А вы мне ответили — это, мол, ваше личное дело.

— В политике — да, — хрипло проговорил Фуке, — но при чем тут опасность? И если вы вспомнили о нашей последней встрече, давайте, если угодно, заключим сделку. Сыграем опять в вашу справедливую игру! Хотя убранство моего кабинета, как видите, убого по сравнению с убранством вашей галереи… ну да ладно, надо уметь применяться к обстоятельствам.

На лице Жабака появилось грустное выражение.

— Неужели вы станете меня уверять, будто вмешательство господина Кольбера — чистая случайность и это никоим образом не изменило вашего отношения ко мне, вследствие чего вы вдруг усомнились в моей платежеспособности?

Жабак покачал головой.

— Я вовсе не имел в виду вашу платежеспособность, господин суперинтендант, и ни за что не позволил бы себе судить, действительно ли вы распоряжаетесь вашим собственным кредитом во благо королевской казны. Я бы даже сказал, ваши действия в том смысле, по-моему, свидетельствуют о вашем беспримерном самопожертвовании и благородстве. Мне всего лишь хотелось заметить, что даже ваш собственный кредит, а я только его и имею в виду, небезграничен и на сегодняшний день достиг своих границ. И тут я с вами откровенен как никогда. Что же до вмешательства третьих лиц…

Банкир запнулся.

— Ну да ладно, — продолжал он, — раз уж мы затеяли честную игру, давайте играть до конца: причина моих сомнений кроется в задолженности по причитающейся мне части заранее оговоренного платежа, как за морские компании, приобретенные нашим семейством, так и за строительство вашего замка Во. Да, это так. Но что прикажете мне делать? Простите, сударь, только я позволю себе снова вернуться к главному моему доводу: политика — дело политиков, а я всего лишь банкир.

Жабак подошел к министру и уставился на него своими черными, как угольки, глазками.

— Я сам по себе, господин суперинтендант. И это совсем не моя заслуга, потому что никто не хотел поддерживать со мной никаких отношений — ни со мной, ни с моими соплеменниками, — кроме отношений собственности. Вы помышляете о власти и служите королю из чисто благородных побуждений. А я не раз видел, как многие мои соплеменники заканчивали жизнь на костре, господин суперинтендант, только за то, что не поддавались ни на лесть, ни на посулы.

— Не занимать никакой позиции уже само по себе означает определенную позицию, господин Жабак, — сказал Фуке, — и в этом смысле ваши доводы безосновательны. Господи, сделай так, чтобы назначение господина Кольбера на должность вице-протектора Академии изящных искусств, то есть всемогущего хозяина на рынке произведений искусства в королевстве, никоим образом не повлияло на ваше отношение ко мне!

В глазах Жабака на мгновение вспыхнули искорки.

— Я бы еще прибавил: не поддавались на оскорбления, господин суперинтендант, — бросил банкир, направляясь к двери.

* * *