1612. Все было не так!

Москва была освобождена. Именно этот день и празднуется теперь как День единства нации. Но возникает еще один вопрос: правильно ли мы празднуем этот день? В упоминавшемся фильме 1939 г. «Минин и Пожарский» сказано: «7 ноября 1612 года Москва была освобождена». Однако советские создатели фильма в стремлении связать даты освобождения Москвы от поляков и прихода к власти большевиков, видимо, «забыли», что в XVII столетии разница старого и нового стилей составляла не тринадцать, как в ХХ в., а всего десять дней. Так что правильная дата – все же 4 ноября. В. Козляков называет, правда, 28 октября (7 ноября) как самую позднюю из дат взятия Кремля [699], но больше ни у кого я этой даты не встречал…

Ключевые моменты.Без всякой там «сильной руки Грозного царя и его опричников» подвиг освобождения страны совершило общество. И это опровергло миф о том, что свобода вредна России в принципе. «Единство, нераздельность власти» довели страну «до ручки», а порыв снизу ее спас.

Устроение

Кто будет царем?

В ноябре 1612 г. на Москву двинулся, наконец, достигший к этому времени совершеннолетия Владислав, однако войско его было остановлено под Иосифо-Волоколамским монастырем, а на требования польского принца передать ему русский престол последовал ответ примерно в таком духе: надо было приходить, когда звали, а теперь поздно. 27 ноября польским войскам был дан приказ об отступлении [700].

Самое трудное, однако, было впереди. Предстояло выбрать – после более чем двухлетнего безвластия – не просто нового царя. Предстояло решить судьбу дальнейшего государственного устройства России. Необходимо было собирать всероссийское, как сказали бы три века спустя, «учредительное собрание» для решения этих вопросов. Поэтому в ноябре 1612 г. были отправлены по городам извещения об избавлении столицы и о том, что на январь 1613 г. в Москве созывается Земский собор. Точнее, первая грамота от 11 ноября назначала срок созыва на 6 декабря, однако уложиться в этот срок было нереально. Поэтому открытие Собора перенесли на 6 января 1613 г.

Этот Собор был чем-то принципиально новым в русской истории. Если Собор 1598 г., избравший Бориса Годунова, по словам С.Ф. Платонова, состоял из 100 духовных лиц, 50 бояр и думских людей, 300 служилых и 36 тяглых [701]; то на Соборе 1613 г., как пишет тот же Платонов, что одних провинциальных выборных насчитывалось не менее 500 человек, выбранных по норме десять представителей от города [702]. Но отнюдь не количество выборных было главным отличием. В конце концов, и на этом Соборе большинство все же составляли служилые люди и духовенство, то есть, используя западную терминологию, первые два сословия, а представителей от частновладельческих крестьян не было совсем [703].

Зато куда важнее было другое отличие – сама процедура выборов. Это действительно был выбор общества: кандидатура царя, в отличие от 1598 г., не только не была предрешена заранее, но, более того, депутаты Собора, вероятно, очень удивились бы, если бы при начале его работы им сказали, на кого в конце концов падет выбор.

А выбирать было из кого! Трудно, пожалуй, найти знатный боярский род, представителя которого не предлагали бы тогда на царство. Трубецкие, Воротынские, Мстиславские – все эти фамилии выдвинули своих претендентов. Кое-кто предлагал вернуть престол Василию Шуйскому (напомню, что, хотя по тогдашним представлениям, расстрига не мог надеть корону, его пострижение в монахи, как насильственное, не признавалось ни русскими, ни поляками), не зная, очевидно, что бедолага уже умер 17 сентября 1612 г. в польском плену в Гостынском замке [704].

Были и иностранные кандидатуры. Владиславу, как уже говорилось, было отказано на том основании, что он «не пришел, когда звали». Отказали и шведскому принцу Карлу-Филиппу. С последним, вообще, повторилась та же история, что и с Владиславом. В принципе, Карл-Филипп, которому в 1611 г. было всего десять лет, вполне мог, повзрослев, стать для русских людей «своим», считает Л.Е. Морозова [705]. Однако юный шведский король Густав Адольф, наследовавший в 1611 г. (в семнадцатилетнем возрасте) трон у скончавшегося Карла IX, не отпускал младшего брата на Московское царство, как и Сигизмунд сына, поскольку тоже хотел править Россией сам. На вопросы русских о том, когда новый царь приедет, шведы вразумительных ответов так и не давали, продолжая в то же время прибирать к рукам русские земли.