Наконец, в апреле 1608 г. в Орел прибыл (вероятно, последним из тех панов, которые перечислялись выше) поляк Роман Ружинский (или Рожинский), он оттеснил Меховецкого от фактического руководства движением, а вскоре и убил его на дуэли [361](мнение самого Самозванца при этом снова демонстративно игнорировали…) и стал «гетманом Руси». Ружинский вел себя крайне нагло, он требовал, чтобы при его приходе «царь» тут же бросал все дела (даже, скажем, мытье в бане, которое тот очень любил), а на пирах добился права сидеть с «царем» за одним столом – немыслимое по тем временам в Московской Руси нахальство: царю полагалось сидеть за особым столом.
Правда, тогда еще Самозванец имел некоторое мужество для противодействия полякам – например, однажды он при очередной «размолвке» крикнул им: «Не хотите – идите, не держу!» В итоге произошла стычка поляков со стрельцами Самозванца и пришедшими ему на помощь казаками И. Заруцкого, донцами и запорожцами. Это заступничество спасло Самозванцу жизнь, однако кончилось все это для него все-таки плохо – домашним арестом и необходимостью извинений перед поляками [362].
Примерно тогда же, зимой и весной 1608 г., изменилось и отношение к российским событиям официальной Варшавы: канцлер князь Лев Сапега теперь уже с дозволения короля собрал несколько тысяч воинов и вторгся в Россию. До этого, как мы помним, из поляков участвовали в авантюре Лжедмитрия II только спасавшиеся от преследования участники шляхетского «рокоша». С этого момента в лагере Самозванца не только стало падать влияние сторонников Болотникова и расти значение польской шляхты, но вскоре, по мере его успехов, началось возвышение роли и значения и русского боярства [363].
Как бы то ни было, когда весной 1608 г. царское войско после зимней передышки собралось снова, было уже поздно. Оправившись от испуга, Лжедмитрий II начал наступление и 30 апреля – 1 мая разбил войско Шуйского, руководимое бездарным братом царя Дмитрием Шуйским (с этим «злым гением» царствования Василия мы еще не раз столкнемся…) под Болховом. При этом основной причиной поражения, как свидетельствует Н. Мархоцкий, была элементарная недооценка противника, а точнее, почитание противника за полных дураков: московиты, пишет этот автор, рассчитывали на то, что «мы будем так глупы, что пойдем в атаку, не узнав местности» [364].
Уже к 1 июня «вор» подошел к Москве (причем вплоть до Можайска его везде встречали хлебом-солью и только в этом городе попытались оказать сопротивление, которое, впрочем, сломил первый же пушечный залп…) [365]и после неудачной атаки на Москву обосновался 19 июня в Тушине (отсюда его вошедшее в историю прозвище Тушинский вор) [366].
По другой версии, Тушино Самозванец выбрал для ставки после большого сражения 25–28 июня, когда во время сражения на Ходынском поле, шедшего с переменным успехом, защитники Москвы все же вынудили, наконец, А. Лисовского (прибывшего к тому времени под Москву через разграбленные им по пути Ряжск, Михайлов, Зарайск, Коломну) отступить; по некоторым сведениям, только казаки И. Заруцкого спасли войска «вора» от полного разгрома [367]. Впрочем, преследовать врага московские воеводы не решились, поскольку опасались, что он их заманивает [368]. При этом стратегическое значение Тушино лучше всех оценил польский военачальник А. Лисовский, который и настоял на выборе места главной квартиры [369]. С этого момента начинается кровавая эпопея на Русской земле Александра Лисовского – незаурядного полководца и вместе с тем беспринципного авантюриста.
Пришли к Самозванцу и новые паны – Млоцкий, А. Зборовский, Стадницкий, а также Я.П. Сапега, племянник канцлера Л. Сапеги, «осужденный в отечестве за буйство» (за участие в «рокоше» (?). –
Стекались в Тушино и толпы русских, включая и многих представителей знатных родов: например, князь Дм. Черкасский, князь В. Мосальский, князья Засекины и др. – те, кто имел сравнительно малый вес в государстве Шуйского [371]. Примерно тогда, в частности, получил боярство от Лжедмитрия II молодой князь Дмитрий Трубецкой [372], очень известный по последующим событиям Смуты.