Так сказать, «по сложившейся традиции» народная молва обвинила во всем Бориса Годунова, хотя, между прочим, тот все же пытался выполнить свое, так сказать, предвыборное обещание – «отдать последнюю рубаху». То есть до отдачи последней рубахи, конечно, дело не дошло, но помощь голодающим была оказана немалая. Например, у чрезмерно завышавших цены торговцев хлеб отбирали и раздавали его по умеренной цене.
Да, при раздаче этой помощи происходили злоупотребления, например хлеботорговцы иногда пускали в продажу по фиксированным ценам гнилой хлеб или сговаривались с контролировавшими хлеботорговлю чиновниками, так что те не показывали найденное у них зерно. Исаак Масса пишет о профессиональных нищих, которые, одевшись в лохмотья, приходили получать деньги, так что не всем настоящим голодающим доставалось, а часть последних даже разгоняли палками. Да, патриарх и монастыри скупали хлеб, наживаясь на народном бедствии. Об этом тоже пишет И. Масса [160]. Р.Г. Скрынников считает такую позицию патриарха недостоверной, говоря, что приписываемые И. Массой патриарху слова скорее похожи на позицию торгаша, чем духовного пастыря [161]. Однако, глядя на некоторых более поздних духовных пастырей, голландцу можно и поверить…
И все же Годунов своими мерами по контролю над ценами, затратами (в том числе и из собственного кармана) на помощь голодающим (так, в Смоленск было послано 20 000 рублей) и т. д. немало сделал для того, чтобы уменьшить масштабы катастрофы [162]. Однако все это была борьба с последствиями, а не с причинами…
Тогда же наметились разногласия между Годуновым и патриархом Иовом – тот был недоволен «лаской царя к иноверцам» (с учетом реалий московской жизни, о которых уже говорилось, очевидно, наибольшее недовольство вызывала «ласка» к протестантам. –
И примерно в это же время стали распространяться слухи, что младший сын Ивана Грозного Дмитрий чудом спасся от убийц (царевич, как уже сказано, погиб при невыясненных обстоятельствах в Угличе в 1591 г. – впрочем, не вполне ясно, погиб ли он действительно… но об этом ниже) и теперь находится в Польше. Собственно, слухи начали распространяться еще с конца 1600 г., вскоре после упоминавшегося разгрома бояр Романовых. Кстати, тогда были репрессированы многие близкие слуги этих бояр; некоторые, чтобы спастись от смерти, постриглись в монахи. Среди последних был и некто мелкий дворянин Галицкого уезда Юрий Богданович Отрепьев (в монашестве принял имя Григорий). Принято считать, что именно он и объявил себя спасшимся царевичем Дмитрием, хотя есть и другие мнения (например, что это был православный шляхтич из Речи Посполитой) [164]. Впрочем, есть и третья точка зрения, примиряющая две предыдущих: Отрепьевы были выходцами из Литвы, хотя и достаточно «старыми» – они пришли в Московское княжество еще при Дмитрии Донском [165].
В Польше самозванец (кем бы он ни был на самом деле) получил поддержку: поляки рассчитывали использовать его в своих интересах. Так, 1 ноября 1603 г. польский король Сигизмунд III пригласил папского нунция Рангони и уведомил его о Самозванце [166]. Итальянец сразу же посоветовал новоявленному претенденту на трон взять деньги взаймы у Папы Римского для организации похода на Москву [167]. Что же, габсбургско-католическому лагерю наличие такого человека как повод для вмешательства в дела России и в конечном счете подчинения ее себе было очень нужно.
Интересно, что канцлер Я. Замойский предложил в конце 1602 г. проект союза Польши с Россией, скрепленный браком короля с дочерью царя Бориса Ксенией. Сигизмунд отклонил этот проект [168], хотя, думается, если бы он и согласился, то Годунов, искавший союза с протестантскими странами и, соответственно, искавший своей дочери то датских, то шведских женихов, отказался бы…