150 часов до встречи

Её глаза смотрят в мои, но затем спускаются ниже. Я обвожу взглядом изгиб её носа и тоже смотрю на губы. Они обветрены, но она их увлажняет, нервно облизывая краем язычка, и оставляет полураскрытыми. Всего на долю секунды наши глаза вновь встречаются, а затем она закрывает веки. Я проделываю тоже самое и, будто тяготимый невидимой нитью, наклоняюсь к ней. Моё сердце колотится так громко, что его удары раздаются даже в ушных перепонках, словно оно бьётся не внутри меня, а где-то снаружи. А дыхание, наоборот, медленное, глубокое. Поначалу мы дышим неравномерно, но, когда между нами остаётся всего пара миллиметров, наше дыхание выравнивается, будто мы становимся единым целым, и одновременно замирает. Я чувствую, как Настя обвивает мою шею руками, а мои руки сами собой обнимают её за талию, как тогда, во время танца в клубе. И тут наши губы соприкасаются.

Вновь начинается дождь. Он льёт прямо на нас, но мы не в силах остановиться, будто вырвавшись в астрал и не замечая всё происходящее вокруг.

– Ну алё! – недовольно кричит Макс, взявшийся из ниоткуда. – Я, ессесна, понимаю, что вы там пылаете друг от друга, но нам-то, блин, холодно!

Мы прерываемся и тихо смеёмся, не отрывая взглядов друг с друга.

– Его только что Машка бросила, – шёпотом говорит она. – Не стоит давить ему на рану.

– Он со своей Машкой уже через неделю опять будет в постели кувыркаться, а у нас есть всего пару дней.

Она опять улыбается, но уже отворачивается в сторону, нежно берёт меня за руку и ведёт вперёд.

– Тогда не будем тратить время.

Мы ускоряемся и вот уже бежим вполсилы. Нагоняем остальных ребят. Тоха за что-то даёт Максу подзатыльник. Тот пытается ответить тем же, но не достаёт, и мы все смеёмся.

– Что вы хоть купили-то? – спрашиваю я на ходу.

– Ну, как положено больному: апельсинчики, бананчики, всё самое полезное.

– Ой, долдоны! – тяжело вздыхаю я. – Неисправимые долдоны.

Я тяну за собой Стасю и забегаю с ней в ближайшую Пятёрочку. Нахожу отдел с молочными продуктами и набираю целую охапку КЦ-шных сырков с ванильным вкусом и несусь на кассу.

На выходе из магазина мы встречаем такси и погружаемся в него, торопя водителя так, будто пытаемся скрыться от какой-то погони.

В больницу мы пребываем вовремя. С целыми пакетами продуктов мы заваливаемся в палату к Тимохе.

У входа в палату спит дедок, подключённый к непонятной аппаратуре, а на соседней кровати лежит Тимоха в наушниках. С последней нашей встречи он ещё сильнее похудел и побледнел, но, слава богу, жив. Мы тихо подкрадываемся к нему, я возношу пакет из-под «Пятёрочки» над ним и высыпаю всё содержимое прямо на него. Он ошарашенно открывает глаза.

– Я что, в рай попал? – осматривает он гору сырков вокруг себя.

– Ага, щасом! – восклицает Макс и трёт кулаком об Тимохину бошку. – В рай без нас собрался?

Мы смеёмся и начинаем болтать во весь голос. Дед, лежащий по-соседству, не замечает нашего присутствия, оглушённый собственным храпом.

Я рассказываю ребятам, как добрался до Екатеринбурга и каким прекрасным казался город с высоты «Высоцкого», как попал на вписку к хиппи и жрал салат из одуванчиков, а потом сломал палец, упав с самоката. Нехотя пришлось рассказать о встрече с Алиной и нашей размолвке.

– Ну и с характером ты девчонку себе выбрал, – присвистывает Макс.

– Сколько раз тебе можно повторять, чтоб ты не свистел, – Стася бьёт брата ногой по коленке. – Денег не будет.

– Свистеть только дома нельзя, а мы в больнице! – шикает Макс, потирая ушибленное место.

– Тимьянск – и есть твой дом, – говорит Стася, и я с ней совершенно согласен.

Говорят, дом человека находится там, куда ему всегда хочется вернуться. И, кажется, я нашёл свой.