Адальберто выписал ей чек на 45 000 фунтов стерлингов, потому что вычел стоимость материалов. Так что он сделал этот действительно широкий жест, выразив желание купить всё в магазине, но если бы он это сделал, ей пришлось бы платить за все эти бесполезные материалы, а у нее всё равно оставались рулоны материи.
Если вы вообще следите за британским арт-рынком, вам известно, что там многое делегируют. Трейси Эмин создала палатку под названием "Всё, с чем я когда-либо спала", и дело там было не в качестве стежков. Потом Эмин создала еще одно пошитое произведение, но для пошива наняла других, а точечные картины Херста нарисовал не Херст, и всё это - в традициях "Фабрики" Уорхола.
С Адальберто это не пройдет. Эта омерзительность карманов, сборки, петлицы, ужасные стежки - именно из-за этого наряд выглядел грубо. Как наряд может выглядеть грубо, если его пошил человек, которому повезло найти работу?
Так что Адальберто вернулся из Нью-Йорка и ходил туда-сюда перед двадцатью костюмами. Их отутюжили правильным паровым утюгом. Жались к стенке, словно аутсайдеры.
Он сказал:
- Как это будет по-немецки? Schrecklich, ужасно.
Он повесил 20 ужасных костюмов в своем выставочном зале в Милане. В Милане еще никогда не проходил столь трансгрессивный показ - если у вас нет чувства стиля, вы не сможете увидеть тупость уродливого кармана, который только обученный подмастерье смог бы выкроить правильно. В Милане все практически упали в обморок. Миучча Прада купила все костюмы с показа.
Адальберто еще хотел устроить показ в Нью-Йорке. Прада сказала: "О’кей".
Адальберто не понравился каталог, в котором содержится биография художника.
Адальберто не понравилось, что лицо художника используется для его обозначения.
Адальберто пришел к ней поговорить. Сказал:
- Мы устраиваем показ в Нью-Йорке. Это - не Италия, там люди не такие утонченные, там людям нужно, чтобы всё говорили четко по слогам.
Он сказал:
- Мне нужен, как это сказать, образец мочи.
У него был один из этих пластиковых стаканчиков, и, знаете, можно ведь подумать, что это - для получения визы или чего-то такого, так что она пошла в туалет.
Адальберто сказал:
- Прекрасно. А теперь нам нужен образец кое-чего еще,
и она поняла, что слышала бы, если бы правительство США заставляло людей сдавать образец кала.
Она спросила:
- Адальберто, что ты делаешь?
Адальберто ответил:
- Мы устраиваем показ в Нью-Йорке. Нам нужно быть более прямолинейными. Вот и всё.
Он сказал:
- Это - про тело. Ненависть к телу. Отрицание тела. Виселица, которая нужна телу.
Он сказал:
- Ненавижу вывешивание, которое мы видели миллион раз, освещение - клише, рамы - клише, а потом покупатель хочет узнать, продается ли картина вместе с чертовой рамой, и тебе хочется сказать: "Конечно, и лично для вас предлагается бесплатно упаковка нижнего белья с автографом художника", ненавижу это дерьмо.
Адальберто сказал, что Миучча Прада сказала, что, может быть, покажет эти костюмы в своем магазине в Токио.
Это благодаря чистоте идеи образца мочи. У людей есть представление о раме, о куске дерева, о куске металла, прилегающего к картине, нам действительно нужно от этого отказаться.
Адальберто сказал:
- Не смотри на меня так ошарашенно.
Сказал:
- У тебя еще есть менструации?
Если вы едете в новую страну, вам кажется, что вы можете оставить позади вселенную слов, с которыми выросли, но даже в новой стране люди всегда строят клетку из слов, вот почему хорошо, что искусство может быть значимым. Но люди всегда думают, что могут вырваться из клетки как-нибудь иначе. Когда она училась в 70-х в художественной школе, было время очень радикальных экспериментов, иногда студенты создавали искусство, которое преподаватели не понимали, был тот парень, который создал инсталляцию в Манчестере, или, может, в Брэдфорде, экзаменаторы пришли на нее посмотреть, и просто ушли. Так что он не получил диплом. Даже в те времена было странно, что искусство, как предполагалось, должно быть трансгрессивным, но вы, как предполагалось, должны были получить диплом, но ведь быть художником и при этом не ходить в художественную школу - это просто яма. Но было захватывающе, потому что знаменитые художники приходили поговорить со студентами, или можно было поехать в Лондон и посмотреть выставки, и всё это происходило прямо тогда.