Уже почти дойдя до опушки, Таня поняла, что она здесь не одна.
Впереди шла к просвету в деревьях Морвенна Блум. Таня смотрела на нее, чувствуя, как вновь нахлынувший гнев рассеивается: с Морвенной было что-то не так.
Она двигалась все медленнее. Слышно было ее неровное, затрудненное дыхание. Она еле волокла ноги, ковыляя и шаркая, спина сгорблена. Морвенна выглядела так, будто ей больно. Больно… или будто она очень, очень устала.
– Что со мной происходит? – пробормотала она.
Голос, сорвавшийся с ее губ, не был голосом четырнадцатилетней девочки.
Нет, она не устала. Она состарилась.
С нарастающим ужасом Таня все поняла. Фабиан не бросил ее из трусости. Фабиан сбежал, чтобы уничтожить прядь волос – связь Морвенны с ее юностью. И ему это удалось.
Сдавленный всхлип, донесшийся до ушей Тани, был ее собственным. Услышав его, Морвенна обернулась.
– Ты? – проскрипела она старушечьим голосом.
И этот странный новый голос напугал Морвенну сильнее, чем Таню.
– Как?.. Ты не можешь быть здесь…
Смятение и злость отражались на ее изменяющемся лице. Она увядала на глазах, кожа сморщивалась и обвисала – каждый год из полученных обманом пятидесяти лет догонял ее, один за другим. Казалось, что с ее телом расправляется яд, и это зрелище походило на кошмар.
Не в силах что-то сделать, Таня могла только закричать. И закричала.
Взглянув на свои руки, Морвенна взвыла. Они больше не были гладкими и мягкими; на глазах они становились иссохшими и искривленными.
– Нет!
Она ухватила прядь своих длинных волос, и та была белоснежной. Медленно коснулась лица и ощупала морщины и впадины на щеках. Ее скрюченные руки потянулись к Тане. Губы Морвенны изогнулись в отвратительной гримасе, обнажив зубы, которые чернели, крошились и выпадали.
Таня повернулась и кинулась назад в лес, назад, по той же дороге, по которой пришла. Захлебывающаяся от рыданий, объятая ужасом, она была готова встретиться с чем угодно в лесу, только бы не видеть жуткую фигуру Морвенны Блум.
Она так и не заметила, что Морвенна пытается идти за ней. Но пока старуха сделала несколько шагов, Таня уже скрылась из виду.
Морвенна осталась совершенно одна, когда ее тело разрушилось окончательно.
Невыносимая боль пронзила ее грудь и левую руку. Задыхаясь, она опустилась на землю. Угасающим зрением она смотрела на край леса.
Выход был так близко… но ей до него никогда не добраться.
Таня лежала на земле, свернувшись калачиком и прижавшись к Оберону, когда они нашли ее.
Загрубелая рука откинула волосы с ее лица, затем раздался голос, вроде знакомый, но с какими-то непривычными нотками:
– У нее шок.
Это Уорик. Говорит, как всегда, хрипловато и резко, но теперь явно слышится несвойственное ему беспокойство.
– С ней все будет в порядке?
Это Фабиан.
Таня шевельнулась. Лицо Фабиана приобрело четкие очертания. Он выглядел виноватым и измученным.
– Я оставил ее. Я бросил ее, папа. Но я должен был…
– Фабиан? – прохрипела Таня.
Фабиан взял ее руку и крепко сжал.
– Прости, – пробормотал он. – Прости меня – но надо было, чтобы ты подумала… Прядь волос. Она все время хранилась у Амоса.
– Я знаю. – Таня слабо улыбнулась ему. – Ты поступил очень храбро. – Она посмотрела на Уорика. – Вы защищали меня. Вы и бабушка. Потому и не хотели, чтобы я была в поместье, – из-за того, что могло случиться.
– Флоренс собиралась рассказать тебе, – мягко сказал Уорик. – Но слишком боялась. И стыдилась. Когда они с Морвенной заключали договор, она была молода и наивна. С тех пор расплачивается за это.
– Больше нет, – прошептала Таня.
Только она одна знала, что Морвенна сама заплатила за все сполна. Но сейчас еще не могла говорить о том, что видела.
Уорик укутал ее своим плащом и поднял измученную девочку на руки. Пора было возвращаться домой.
Ранним утром следующего дня Мораг выгнала наружу недовольную кошку и заперла фургон. Она нечасто решалась выбраться в Тики-Энд посреди недели и хотела сделать необходимые дела и вернуться прежде, чем городок окончательно проснется и заживет своей жизнью. На подходе к опушке она увидела, что у тропинки в подлеске что-то лежит.
Женщина была мертва, мертва уже несколько часов. Мораг поняла это еще до того, как опустилась на колени рядом с ней. Сморщенный рот открыт в беззвучном крике, скрюченные пальцы прижаты к груди.
– Разрыв сердца, – пробормотала Мораг и потянулась, чтобы закрыть ей веки.
Но резко отдернула руку, не прикоснувшись. Даже в смерти из этих черных глаз исходило что-то злобное.
Колени Мораг скрипнули, когда она встала и чуть отступила. У самого тела, в складках превратившегося в лохмотья зеленого платья, лежало яблоко. Оно упало с ветки сверху. Под увядшей кожурой что-то зашевелилось. Мгновением позже сквозь мякоть яблока прорвалась пухлая личинка.
– Да, – прошептала Мораг. – Теперь я вижу. Гниль. Гниль до самой сердцевины.
Не мешкая больше, она отправилась по тропинке в Тики-Энд, шагая чуть быстрее, чем обычно, – теперь предстояло сделать крюк, чтобы сообщить о страшной находке. Но она надеялась, что это задержит ее не слишком надолго.
Эпилог