Действительно, в районе метро «Молодежная» было несколько домов, где однушки и двушки часто покупались симпатичными девушками с характерным взглядом «подсчитано – взвешено – разделено». Красотки любили Кунцево. Оттуда близко и до Кутузовского, и до Рублевки.
– Если кто-то собирается, пришли.
– Я посмотрю. Твой телефон давать можно?
– Можно.
Через два дня в мой кабинет вошла Дашенька Морозова. В клубе я видел ее несколько раз, у нее был ухоженный вид, на моих приятелей-олигархов она реагировала четко и уверено. Было ясно: знакомиться нам особого смысла не имеет.
– Михаил прислал, Александр Михайлович.
– Здравствуйте, Дашенька!
Она была необычайно хороша. Мало того, если бы Мишка не предупредил, что ей двадцать восемь, я бы никогда не поверил. Ну, двадцать два максимум. Стройная, высокая, трепетно-тонкая, из-за чего казалась сильно моложе. В очках-проволочках, которые придавали ей вид усердной студентки, в офисном костюме – Даша была то, что нужно.
– Даша, пойдете работать? Зарплата небольшая, но работы будет немного. Вам же доучиваться надо.
Я узнал, что она все еще учится – на четвертом курсе какого-то вечернего института, вернее, два года на третьем. Девушка была умницей, а сложности с учебой объяснялись занятостью и ночным графиком.
– Что же, Дашенька, работайте.
Не прошло и двух недель, как мне передали, в этот раз без личного звонка, что я наконец взялся за ум и посадил нормальную сотрудницу. Еще через пару недель Даша стала моей кратковременной любовницей. Хотя встречались мы с ней нечасто, а дней десять назад разошлись окончательно, я прекрасно понимал ее привычки, поэтому первую просьбу одолжить на фитнес воспринял очень спокойно. Но когда у меня попросили на фитнес в третий раз, причем явно элитного класса и находящийся где-то в Швейцарии, я честно сказал:
– Дашенька, прости, но я простой красный директор.
– Неужели у тебя нет дополнительных доходов? Ты не первый директор, которого я вижу. Те не жмотничали. У тебя же есть деньги.
– Откуда?
– Ну ты и дурак, – сказала Даша. – Но сейчас все-таки заплати. Видишь, как они удобно сделали? Им по интернету можно заплатить, карточкой.
Я счел, что отказывать в прощальном подарке недостойно джентльмена. После чего мы легко расстались, и видеть ее чаще, чем три раза в месяц на общих собраниях, я не планировал. Тем более, между нашим офисом и Барвихой приличное расстояние.
Сама Барвиха тоже вызывала двойственное впечатление. Там жила часть моих приятелей – новых русских и тех, кто наследовал дачи с советских времен. По семейному преданию, там же находилась государственная дача моего дедушки, но он ее отдал, когда решил вступить в дачный кооператив. Досталась бы она сейчас нам, и можно было бы совсем не думать о том, что меня уволили.
Владимир Николаевич тем временем смотрел по сторонам.
– Молод ты, Саша, молод. Не знаешь, а вот здесь, в Ильинском, был «Овражек чудес», а там такие скульптуры…
– Что значит «молод»? Бывал я в «Овражке чудес».
В советские времена с импортными продуктами в магазинах было не то чтобы очень. Точнее, совсем никак. Но к Олимпиаде в столицу стали завозить финский сыр «Виола». Финляндия среди капиталистических стран занимала особое место, и продукты оттуда зачастую попадали в московские магазины, а иногда из-за непостижимости советской торговли – и в сельпо, где превращались в камень, потому что дорого стоили. Кто-то из обитателей привилегированной Рублевки, точно обладатель безупречного вкуса и свободного времени, догадался превратить лощинку под Ильинским в парк – детскую мечту. Со всего леса собрал причудливой формы коряги, взял баночки из-под «Виолы», фломастером нарисовал глаза. Честно скажу, получилось несколько дико, но для не избалованных дешевой психоделикой советских детей это стало реальным волшебством.
– Где он теперь, тот «Овражек»? Не знаю. Часто ищу следы и не нахожу.
– А вы тут часто бываете?
– Живу здесь.
Я посмотрел на Владимира Николаевича. Зарплата директора по безопасности, как мне представлялось, Рублевки не предполагала. Похоже, Стукалин легко считал удивление, мелькнувшее в моем взгляде, – свою должность он явно занимает по праву – и сказал:
– Ты в мою шкурку не влезай, расследования не веди. Не моя дача, от бати осталась.
– О, вы старожил местный?
– Еще бы! У меня такой батя был, таких зубров охранял…
– То есть у вас потомственное?
– Почти. Батя мой, гад такой, мне компрометирующие обстоятельства оставил. Меня только в милицию взяли, слава богу, приятели были.
– Понятно. Компрометирующие обстоятельства в брежневскую эпоху – значит, отсидка.
– Отсидка, – кивнул Стукалин. – Говорю же, врагов народа сторожил.
«И приятели есть, – анализировал я, – значит МГБ. Да, вполне возможно, и моего деда охранял».