13 привидений

Когда он перешел в средние классы, городские власти наконец занялись бывшей киностудией, но как-то вяло: годами здание стояло в строительных лесах, служа приютом для бомжей и бездомных собак. Тополя спилили после того, как во время грозы несколько крупных ветвей сломались и рухнули прямо на стихийный рынок, убив кого-то из спешно сворачивающих свои картонные прилавки торговцев. Вскоре разогнали и рынок, а еще посковыривали от углов здания топорные рыжие коммерческие киоски – «комки» – забранные толстенными решетками, будто в ожидании нашествия зомби.

Когда Камарин вытянулся в худого сосредоточенного старшеклассника, бывшую киностудию все-таки отреставрировали, посадили вдоль нее молоденькие деревца и заселили за повеселевшие окна торговый центр. Здание стало чужим. Больше никто не смотрел на Камарина из заброшенного киносвятилища, незримо подмигивая ему, утверждая на избранном пути (отец, узнав, что Камарин собирается выучиться на режиссера, а не на юриста, взбесился, а мать плакала). Камарин понимал родителей – безденежья и неопределенности они на своем заводе наелись по самое горло, хуже них жил только художник этажом ниже, бессемейный, обтерханный, каждый день таскающий свою невнятную мазню в скверик, где обосновался «профильный» рынок живописцев, и бог знает на что напивающийся каждую субботу, символизирующий собой все риски «творческой профессии». Тем не менее отказываться от того, что зовется сопливым словом «мечта», Камарин не собирался.

Он закончил школу, после чего под ругань родителей, выделивших, однако, ему деньги на «одну попытку, только одну попытку!» уехал в Москву, где благополучно поступил во ВГИК. Он был не самым первым на вступительных испытаниях, но понравился преподавателям своей увлеченностью.

Его выпускная работа была в жанре мокьюментари, то есть – псевдодокументального кино. К тому времени давно уже отшумела знаменитая псевдодокументалка «Ведьма из Блэр», и сотни, если не тысячи начинающих режиссеров обломились на попытке разбогатеть и прославиться, сняв нечто подобное. Впрочем, Камарин и не собирался следовать их пути. Выросший на легкоусвояемой сахарной вате Голливуда и обсмотревшийся за пять лет учебы всякого зубодробительного артхауса, он уже нашел свой стиль: простая и понятная человеческая история в резких, даже шокирующих штрихах. Он искренне хотел рассказать свое – и за двадцать три дня, договорившись с ребятами из театральной студии и по много часов подряд не выпуская камеры из рук, отснял материал для кино о подростках из провинции: серые дворы, стычки с учителями, ссоры с родителями, драки, курево, водка, матерки, подъезды, где и ссут, и целуются; агрессивный быт против хрупкой мечты. Один из подростков рисовал картины, что вроде как показывали ему духи умерших, и по сюжету так и осталось загадкой, то ли парень действительно что-то видел, то ли был чокнутым. Фильм Камарина по рекомендации преподавателей повезли на международный кинофестиваль, где студенческая выпускная работа наделала много шума и взяла главный приз.

Ворота в большое кино распахнулись.

Дорога из аэропорта, с бесконечными бетонными заборами и угрюмыми перелесками, была бело-черно-серой, и такими же были промышленные окраины родного города, будто явленные с ранних кинолент Линча. Ближе к центру город выглядел куда живее: появилось много ярких новостроек, вообще отдельные кварталы по своему современному лоску ничуть не уступали Москве. Камарин ехал в такси к родительскому дому и думал об итогах десяти лет своей режиссерской карьеры. Итоги эти были полным дерьмом.

Все последние годы, звоня по скайпу родителям, а также изредка наведываясь погостить на пару дней, он лишь в самых общих чертах говорил о своих проектах. Но всевидящий Интернет выдавал Камарина с потрохами, родители пристально следили за его карьерой, смотрели все, что выходило на экраны с его именем в титрах, и, радуясь его финансовым успехам, натянуто улыбались, когда речь заходила о собственно фильмах. Выросшие на советском кинематографе, родители безошибочно определяли халтуру. У них хватало такта об этом не говорить. Но сейчас Камарин ехал на свадьбу сестры, там будут гости, и кто-нибудь наверняка заведет разговор про его работы… Камарину было плевать, когда его фильмы ругали незнакомые люди, отечественное кино вообще принято распекать на все корки, но почему-то тошнило при мысли о том, что словечком типа «говно» может припечатать его проекты кто-нибудь из бесцеремонной родни. Что фильмы говно, это он, в конце концов, и так знал.

Камарин попросил таксиста остановиться раньше, не у дома, а на парковке возле торгового центра – того самого, расположенного в бывшей киностудии. Никогда раньше туда не заходил. А тут – совсем забыл купить подарок сестре. Авось получится что-нибудь найти.