Читаем 12 ступенек на эшафот полностью

«Дуче, этого я вам никогда не забуду. Никогда…» Потом мы медленно ехали вдоль выстроившихся по обеим сторонам улиц ликующих жителей Браунау — родного города Адольфа Гитлера. Он показал нам свою школу,[60] квартиру родителей в одном из доходных домов. Чувствовалось, что фюрер едва сдерживает волнение. Мы с большим трудом продвигались вперед по заполненным наступающими немецкими войсками дорогам. В каждом городке и населенном пункте Гитлера ожидал восторженный прием обывателей. Только к вечеру мы добрались до Линца на Дунае — города детства и юности фюрера. Уже в сумерках на въезде в город нас встретил министр австрийского правительства Зейсс—Инкварт. С балкона ратуши Гитлер обратился с речью к участникам грандиозного митинга на Рыночной площади. Энтузиазм собравшихся не поддается никакому описанию. До сих пор мне не довелось пережить ничего подобного, и я был глубоко потрясен происходящим на улицах и площадях Линца. Все мы прекрасно понимали, что вступим в страну без единого выстрела, но ни один из нас и представить себе не мог, какой нас ожидает прием. На следующий день, в воскресенье, мы по—прежнему оставались в Линце. С утра Гитлер был занят протокольными мероприятиями, а во второй половине дня состоялся совместный парад: немецкие и австрийские полки прошествовали церемониальным маршем перед зданием отеля «Вайнцингер».

На следующий день, после короткого привала в Сент—Пельтене, состоялся торжественный въезд в Вену.

До глубокой ночи по улицам, прилегающим к гостинице «Империал» на Ринге, шли и шли бесконечные колонны демонстрантов. Ни о каком сне не могло быть и речи — к моему величайшему огорчению, окна гостиничного номера выходили прямо на площадь, где многотысячная толпа без устали скандировала:

«Мы хотим видеть нашего фюрера!».

На торжественном митинге на Крепостной площади Вены Гитлер произнес ставшие достоянием истории слова:

«…Отныне и навеки я провозглашаю возвращение моей родины в лоно великогерманского рейха и объявляю немецкому народу о завершении самой важной миссии моей жизни…»

Вечером этого же дня мы вылетели на родину. Этот полет стал одним из самых ярких воспоминаний моей жизни, я чувствовал себя действующим лицом античной мистерии: стремительный бросок вслед заходящему солнцу, атмосфера возвышенной приподнятости, экстатический восторг и слезы радости в глазах фюрера. Потом он наклонился ко мне и проникновенно произнес: «Наконец все вернулось на круги своя. Вена опять стала немецкой…»

На следующее утро в Берлине меня встретил начальник центрального отдела гауптман Кляйкамп и сразу же доложил о происшедшем в мое отсутствие ЧП: в комнате для гостей — бывшей жилой комнате фон Бломберга — забаррикадировался начальник штаба оперативного руководства вермахтом генерал фон Вибан. Я немедленно вызвал Йодля, который как раз собирался доложить мне о чрезвычайном происшествии.

Фон Вибан попал в штаб по рекомендации графа фон дем Шуленбурга, генерала кавалерии в отставке, во время 1–й мировой войны командовавшего армией и группой армий «Германский кронпринц». Шуленбург настоятельно рекомендовал Адольфу Гитлеру «лучшего офицера генерального штаба, который когда—либо служил под его началом». Фюрер несколько раз заводил со мной разговор о том, что собирается перевести в штаб оперативного руководства подающего надежды генштабиста и всецело полагается в этом вопросе на мнение «старого бойца» Шуленбурга — бывшего члена СА, а ныне обергруппенфюрера СС. Я знал фон Вибана по совместной работе в управлении кадров в 1933 г., кроме того, сталкивался с ним по службе и раньше. Некоторое время кресло начальника штаба оперативного руководства оставалось свободным. Памятуя о пожелании фюрера, я попросил Йодля временно совмещать обязанности начальника управления «Л» со штабными делами, поскольку ожидал скорейшего перевода в ОКВ фон Вибана. Первоначально я предполагал, что назначение фон Вибана пойдет на пользу делу: он слыл ближайшим другом Бека, и я надеялся на то, что он поможет нам сгладить возникшие противоречия, выступая в роли своего рода буфера между ОКВ и сухопутной армией. К сожалению, я глубоко ошибался и так и не сумел разгадать нервическую натуру этого человека, а ночные телефонные звонки накануне аншлюса окончательно поставили все на свое место. Йодль вообще не мог уяснить, для чего нам навязали этого неуравновешенного холерика. Во время моего отсутствия ему довелось стать очевидцем безобразных истерик фон Вибана… Этот первый начальник штаба оперативного руководства попил у нас немало крови, и я с облегчением перевел дух, когда мы с Йодлем снова остались вдвоем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии