12 ступенек на эшафот

С какими сложностями пришлось столкнуться главнокомандующему вермахтом (как с некоторых пор стали называть военного министра), знают Йодль и те, кто были рядом со мной в трудное время перестройки. Как известно, свою первую директиву «О стратегическом развертывании вермахта и единое наставление для боя» Бломберг подписал в июне 1937 г. Это сразу же вызвало бурю возмущения в армейских кругах. Если вспомнить, что высший командный состав устроил обструкцию командно—штабной игре в январе 1936 г. и подверг резкой критике первые маневры вермахта осенью 1937 г., легко представить себе всю напряженность создавшегося положения. Сразу же хочу заметить, что вел непримиримое сражение за единоначалие в армии не из тщеславия и не в угоду властолюбию, а с непоколебимой убежденностью в насущной необходимости реформ. Я сэкономил бы себе уйму времени и нервов и не обзавелся бы столькими недоброжелателями, если бы в свое время отказался поддержать Бломберга в его стремлении стать фактическим, а не фиктивным главнокомандующим вооруженными силами рейха.

Одним из наиболее характерных проявлений сложившейся в вермахте ситуации стало формирование корпуса офицеров инженерно—технической службы в составе люфтваффе. Статс—секретарь министерства авиации Эрхард Мильх отнес разработанный проект приказа на подпись министру авиации Герману Герингу. Затем Мильх связался с военным министерством по телефону и, как ни в чем не бывало, потребовал санкционировать приказ без представления документа на согласование. Я решительно отказался. Разразился громкий скандал, но мне удалось настоять на своем и воспрепятствовать произволу. Как выяснилось впоследствии, Мильх и Геринг непомерно раздули штаты и предоставили вновь формируемым в составе ВВС инженерно—саперным подразделениям немотивированные преимущества и льготы по сравнению с аналогичными частями сухопутной армии и флота.

Теперь несколько слов о взаимоотношениях с фон Бломбергом. Казалось бы, годы войны и совместной службы в 10 резервном корпусе с 1914 по 1917 г., послевоенные контакты в Ганновере и позднее в министерстве рейхсвера должны были бы сблизить нас. Однако ничего этого не произошло: наши отношения были корректными, сдержанно—доброжелательными и подчеркнуто безличными. Вместе с тем, у нас никогда не было конфликтов и даже разногласий по сколько—нибудь серьезным поводам. Мне кажется, он сильно сдал и замкнулся в себе после скоропостижной смерти своей супруги Шарлотты весной 1932 г. Во взаимоотношениях между нами ничего не изменила и дружба наших дочерей — Ноны К.(ейтель) и Сибиллы Б.(ломберг).

Единственно близким ему человеком был капитан 3–го ранга Ханс Георг Фридрих фон Фридебург. Адъютант фон Фридебург опекал пятерых детей Бломберга — трех дочерей и двух сыновей, погибших впоследствии на фронтах 2–й мировой войны. Фридебург был искренне привязан к министру и его семейству. Все беды начались после его перевода в штаб—квартиру командующего подводным флотом Деница: как мне кажется, фон Фридебургу удалось бы предотвратить опрометчивую женитьбу фельдмаршала. Мое участие в разразившемся скандале исчерпывалось тем, что я, можно сказать, вырвал пистолет из рук нового адъютанта Бломберга капитана Хуберта фон Вангенхайма! Когда выяснилось, что вторая жена Бломберга вела в молодости, мягко говоря, «рассеянный» образ жизни, адъютант решил, что наилучший выход для фельдмаршала… — застрелиться. До дня официальной регистрации брака — свидетелями Бломберга были Гитлер и Геринг — я и представления не имел о существовании пресловутой «избранницы» и ни разу не переступил порог их дома впоследствии…

Что касается моих взаимоотношений с главнокомандующим сухопутными войсками Фричем, то они развивались по другому сценарию и были дружескими, открытыми и доверительными. Минимум раз в неделю я бывал в его кабинете по служебным делам, даже если в этот момент он проводил какое—нибудь срочное совещание. Фрич остался холостяком, ему определенно не хватало общения — и мы провели не один вечер в дружеских беседах за бокалом вина. Само собой разумеется, что даже в неформальной обстановке мы обсуждали проблемы армии и ее будущее, но даже в тех случаях, когда наши мнения были диаметрально противоположными, Фрич умел настоять на своем в необидной для меня товарищеской форме.

По установившейся традиции на меня возлагались функции посредника между Бломбергом и Фричем во время их частых ссор и конфликтов: я был для них своего рода буфером или громоотводом! Мне было тем легче выступать в роли миротворца, чем меньше я интересовался политикой…