12. Битва стрелка Шарпа / 13. Рота стрелка Шарпа (сборник)

Они влезли на стрелковую ступень, перемахнули через бруствер и в молчании двинулись к бреши.

Наступил 1812 год.

Глава 3

Хрупкий наст ломался у Шарпа под ногами. За спиной шумно продвигались по снегу солдаты, из глоток вырывался хрип, звякало снаряжение. Люди лезли на холм, к гласису.

Верх стены слегка освещали красные городские огни – в ночной мгле горели костры и факелы. Все казалось нереальным, но Шарпа и прежде нередко посещало схожее ощущение: в любую секунду может выпалить пушка и засвистеть картечь. Однако город был тих, словно защитники не видели черной людской массы на снегу перед Сьюдад-Родриго. Самое большее через два часа все будет кончено. Талаверу брали сутки, Фуэнтес-де-Оньоро – трое, но в пекле бреши больше двух часов выдержать нельзя.

Лоуфорд оказался рядом, по-прежнему с плащом через руку; золотой позумент ловил тусклые багровые отсветы горящих впереди огней. Полковник улыбнулся Шарпу, и стрелок подумал, что тот выглядит очень молодо.

– Возможно, мы застали врага врасплох, Ричард.

Опровержения ждать не пришлось. Впереди, слева, справа французские канониры поднесли фитили к запальным трубкам, пушки откатились назад, над гласисом пронеслись снаряды. Крепость словно взорвалась огромными клубами дыма, пронизываемыми адскими огнями, которые били из-за стены, перелетали через ров, врезались языками света в заснеженный холм. За грохотом выстрела – так скоро, что звуки сливались, – следовал разрыв картечной гранаты – снаряда, начиненного ружейными пулями и порохом. Склон окрасился алым.

Далеко слева послышались крики – это легкая дивизия шла на штурм меньшего пролома; она уже прыгала в ров. Шарп поскользнулся на снегу, едва не упал, крикнул своим солдатам:

– Вперед!

Дым медленно сползал с гласиса, уносился южным ветром на юг, но тут канониры дали новый залп и склон снова заволокло. Опять начали рваться гранаты, и солдаты, увлекаемые криками офицеров и сержантов, побежали ко рву, сулившему относительную безопасность. Далеко позади играл оркестр; на вершине склона Шарп поймал обрывок мелодии. Впереди чернел ров.

Шарпу хотелось остановить роту несколькими футами ниже и бросить мешки наугад, но жизнь научила его, что последние шаги, которые боишься сделать, очень важны. Он стоял на гребне, рядом с Лоуфордом, и кричал солдатам, чтобы поторапливались. Мешки глухо падали в темноту.

– Сюда! Сюда! – Капитан уводил своих людей вправо, подальше от бреши; их работа была закончена, «Отчаянная надежда» прыгала в ров. –  Ложись! Ложись! – Шарп уложил солдат на гребень гласиса.

Пушки громыхнули так близко, что роту обдало их горячим дыханием. Сзади подходили батальоны, которым предстояло последовать за «Отчаянной надеждой».

– Смотрите на стену!

Лучшее, что могла сделать теперь стрелковая рота для атакующих, – это вести прицельный огонь по врагу, едва тот покажется.

Все было черно. Изо рва доносились звуки: шарканье обуви, лязг штыков, приглушенные ругательства, потом хруст щебня, из чего Шарп заключил, что «Надежда» достигла каменной осыпи. Блеснули ружейные вспышки – первое сопротивление «Надежде». Но стреляли не часто, и Шарп слышал, что солдаты по-прежнему лезут вверх.

– Пока… – Лоуфорд не закончил фразы.

Позади раздались крики. Шарп обернулся и увидел, что атакующие достигли гребня и бесстрашно прыгают в ров. Иногда кто-то вскрикивал, промахнувшись мимо мешка или приземлившись на товарища, но передовые батальоны уже двигались, и до Шарпа доносился шум, который он помнил с Гавилгура, – зловещий рев сотен людей в тесном пространстве, подбадривающих себя, чтобы броситься в узкую брешь. Он будет звучать, пока не решится исход боя.

– Все идет хорошо! – Лицо Лоуфорда выражало тревогу.

Слишком хорошо. «Надежда», должно быть, уже преодолела долгий подъем, батальоны 45-го и 88-го полков следуют за ней по пятам, а французы по-прежнему только постреливают из ружей и пушек; снаряды разрываются далеко позади наступающих. Что-то заготовлено в бреши.

Огонь вспыхнул на склоне, побежал, как по соломенной кровле, взметнулся в небо и упал в ров. Новая вспышка, потом еще и еще. В проломе стало светло от плотных вязанок промасленной соломы, обернутых в просмоленную мешковину, – обороняющиеся поджигали их и бросали в ров, чтобы видеть цель. Французы торжествующе заорали; пули косили «Отчаянную надежду», которая была уже у самого верха каменной осыпи; вопль подхватили 45-й и 88-й. Темная масса зашевелилась в озаренном горящей соломой рву, и показалось, что штурм пройдет легко.

– Пли! – приказал Шарп.

Из тридцати солдат, что он спас от ужасов Коруньи три года назад, осталось одиннадцать стрелков, не считая Харпера и самого Шарпа. Они составляли костяк его роты, профессионалы в зеленых мундирах, чьи современные бейкеровские винтовки прицельно били на триста шагов и дальше, в то время как «Браун Бесс», обычный гладкоствольный мушкет, оказывался практически бесполезным при стрельбе на дистанции больше пятидесяти ярдов.