1115 вопросов священнику

Из стихотворения «В пустыне» (1908):

Давно вода в мехах иссякла, Но как собака не умру: Я в память дивного Геракла Сперва отдам себя костру. И пусть, пылая, жалят сучья, Грозит чернеющий Эреб, Какое страшное созвучье У двух враждующих судеб!.. Пред смертью все, Терсит и Гектор, Равно ничтожны и славны, Я также выпью сладкий нектар В полях лазоревой страны. Из стихотворения «Сонет»: Как конквиста?дор в панцире железном, Я вышел в путь и весело иду, То отдыхая в радостном саду, То наклоняясь к пропастям и безднам. Порою в небе смутном и беззвездном Растет туман... но я смеюсь и жду, И верю, как всегда, в мою звезду, Я, конквистадор в панцире железном. И если в этом мире не дано Нам расковать последнее звено, Пусть смерть приходит, я зову любую!..

Из книги: «Африканская охота. Из путевого дневника»:

«А ночью мне приснилось, что за участие в каком-то абиссинском дворцовом перевороте мне отрубили голову, и я, истекая кровью, аплодирую уменью палача и радуюсь, как все это просто, хорошо и совсем не больно».

Имеется ли здесь предсказание о своей ранней гибели или речь идет об определенном жизненном настроении и идеале сильного, мужественного человека? Д.П. Святополк-Мирский писал: «Стихи Гумилева совершенно не похожи на обычную русскую поэзию: они ярки, экзотичны, фантастичны, всегда в мажорном ключе, и господствует там редкая в русской литературе нота — любовь к приключениям и мужественный романтизм» (История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Гумилев и Цех поэтов).

Этими идеалами мужественного романтизма навеяны стихи, в которых поэт говорит о своей смерти. У необычного человека и смерть должна быть необычна. Но погибнуть в России в 1921 году не было делом необычным для человека, который не стремился приспособиться к той действительности. Николай Гумилев был арестован 3 августа 1921 года как участник заговора профессора географии Владимира Николаевича Таганцева (1889–1921). 24 августа 1921 года Петргубчека вынесла приговор замечательному поэту Николаю Гумилеву: «Гумилев Николай Степанович, 35 л., б. дворянин, филолог, член коллегии изд-ва ”Всемирная литература», женат, беспартийный, бывший офицер. Участник Петр. боев. контрревол. организации. Активно содействовал составлению прокламаций контрреволюционного содержания, обещал связать с организацией в момент восстания группу интеллигентов, кадровых офицеров, которые активно примут участие в восстании, получил от организации деньги на технические надобности... Приговорить к высшей мере наказания — расстрелу».

Обратимся к предсказаниям Гумилева о своей смерти.

В стихотворении «Рабочий» поэт погибает на берегу Двины, а не близ Петрограда у станции Бернгардовка. Почему Двина? На Двине в районе фольварка Арандоль весной 1916 года стоял Александровский полк, в котором Гумилев служил в чине прапорщика. Имеется рассказ полковника А.В. Посажного в записи Ю.А. Топоркова: «В 1916 году, когда Александрийский гусарский полк стоял в окопах на Двине, шт. — ротмистру Посажному пришлось в течение почти двух месяцев жить в одной с Гумилевым хате. Однажды, идя в расположение 4-го эскадрона по открытому месту, шт. — ротмистры Шахназаров и Посажной и прапорщик Гумилев были неожиданно обстреляны с другого берега Двины немецким пулеметом. Шахназаров и Посажной быстро спрыгнули в окоп. Гумилев же нарочно остался на открытом... затем тоже спрыгнул с опасного места в окоп, где командующий эскадроном Шахназаров сильно разнес его за ненужную в подобной обстановке храбрость — стоять без цели на открытом месте под неприятельскими пулями».

В стихотворении «Я и Вы» ничего не сказано о насильственной смерти. Речь идет о безвестной кончине бездомного человека.

В основу «Заблудившегося трамвая» положена ложная, чуждая христианству мысль о том, что на земле человек проживает несколько жизней. Никакого предвидения реальной трагической кончины здесь нет.

Эта же мысль выражена в последней строке сонета «Я, верно, болен: на сердце туман...»: «Мы дрались там... Ах, да! я был убит».

В стихотворении «В пустыне» говорится о смерти от жажды.

Нет предвидения обстоятельств смерти ни в сонете «Как конквиста?дор в панцире железном», ни в «Африканской охоте»: «истекая кровью, аплодирую уменью палача».

Надо заметить, что сам Гумилев в реальной жизни не переживал то, что он писал о своей смерти. Поэт и литературовед Владислав Ходасевич так рассказывает о своей последней встрече с Гумилевым за несколько часов до его ареста: «Говорил много, на разные темы. Мне почему-то запомнился только его рассказ о пребывании в царскосельском лазарете, о государыне Александре Федоровне и великих княжнах. Потом Гумилев стал меня уверять, что ему суждено прожить очень долго — ”по крайней мере до девяноста лет». Он все повторял: ”Непременно до девяноста лет, уж никак не меньше»». (Некрополь. Гумилев и Блок).