Вся сравнительно недолгая жизнь этой необыкновенно трудолюбивой женщины прошла в трудах. Много сил и времени было посвящено семье. Царица воспитала чистых и целомудренных детей. Атмосфера в семье была проникнута духом христианской любви. Она писала: «Долгом в семье является бескорыстная любовь. Каждый должен забыть свое «я», посвятив себя другому. Каждый должен винить себя, а не другого, когда что-нибудь не так. Дом — это место тепла и нежности. Говорить в доме надо с любовью». Она несла тяжелый материнский крест — болезнь наследника. Дошедшие до нас свидетельства говорят о большой ее любви и жертвенности. Из письма Царя к матери Марии Феодоровне (20 октября 1912 г.) узнаем: «Дни от 6-го до 10 октября были самые тяжелые. Несчастный мальчик страдал ужасно, боли схватывали его спазмами и повторялись почти каждые четверть часа. От высокой температуры он бредил и днем и ночью, садился в постели, а от движения тотчас начиналась боль. Спать он почти он не мог, плакать тоже, только стонал и говорил «Господи помилуй». Я с трудом оставался в комнате, но должен был сменять Аликс [Александру Феодоровну] при нем, потому что она, понятно, уставала, проводя целые дни у его кровати». (Цесаревич. Документы. Воспоминания. Фотографии, М., 1998, с.49). Может ли хоть одна мать, знающая, что такое болезнь детей, упрекнуть царицу за то, что она прибегала к помощи человека, который неоднократно выводил наследника из состояния, которое считалось безнадежным. Причем делал он это не с помощь гипноза, магнетизма, магии или заклинаний, а молитвой и крестным знаменем. Вот одно такое свидетельство. «В 1915 году, когда Государь стал во главе армии, он уехал в Ставку, взяв Алексея Николаевича с собой. В расстоянии нескольких часов от Царского Села у Алексея Николаевича началось кровоизлияние носом. Доктор Деревенко, который постоянно сопровождал, старался остановить кровь, но ничего не помогало, и положение становилось настолько грозным, что Деревенко решился просить Государя вернуть поезд обратно, так как Алексей Николаевич истекает кровью, Какие мучительные часы провела императрица, ожидая их возвращения, так как подобного кровоизлияния больше всего опасались <...> Профессор Феодоров и доктор Деревенко возились около него, но кровь не унималась <...> Императрица стояла на коленях около кровати, ломая себе голову, что дальше предпринять. Вернувшись домой, я получила от нее записку с приказанием вызвать Григория Ефимовича. Он приехал во дворец и с родителями прошел к Алексею Николаевичу. По их рассказам, он, подойдя к кровати, перекрестил наследника, сказав родителям, что серьезного ничего нет и им нечего беспокоиться, повернулся и ушел. Кровотечение прекратилось. Государь на следующий день уехал в Ставку. Доктора говорили, что они совершенно не понимают, как это произошло. Но это — факт. Поняв душевное состояние родителей, можно понять и отношение их к Распутину» (А.А. Вырубова. Страницы моей жизни, М., 1993, с.281). Уверен, что люди любящие ставить в упрек дружбу с Г.Распутины, не смогут ясно и доказательно обосновать, почему нельзя было приглашать его к тяжелобольному наследнику и питать чувства благодарности? Я не называю его святым старцем, не предлагаю его канонизировать, но считаю нужным обратить внимание, что он не был ни буддистом, ни еретиком, ни сектантом, ни колдуном (никто ни разу не привел таких фактов), а был членом Церкви: крещен и воспитан в православии. Регулярно приступал к святым Тайнам. Немногие знают, что он несколько лет ходил по святым местам. Дойдя до Верхотурья, он по молитвам св. праведного Сименона получил исцеление от бессонницы. Затем пешком ходил в Киев, к Святой горе Афон; позднее — в Иерусалим. Самая документированная книга о нем написана православным американцем Ричардом (Фомой) Бэттсом: Пшеница и плевелы. Беспристрастно о Г.Е.Распутине, М., 1997. Вот что автор пишет: «Тщательно исследуя внушительный объем документов о Распутине, найденных в российских, американских и европейских архивах и библиотеках, а также во время поездки в Тобольск и на родину Распутина — в село Покровское в Западной Сибири, — я предпринял попытку отделить, так сказать, пшеницу от плевел. Эта книга является плодом пятилетнего труда и основывается на свидетельствах тех, кто лично знал Распутина. Использованы преимущественно эти прямые свидетельства, комментарии добавлены только там, где это было, на мой взгляд, необходимо; позволено, таким образом, людям самим говорить за себя и своих близких» (с.4–5). Какому же выводу пришел объективный исследователь: «Образ Распутина был настолько искажен за годы, минувшие после его смерти, что разглядеть за ним настоящего человека теперь нелегко. В то время как большинство авторов рисует мрачную картину его жизни, некоторые доходят до невероятной крайности в оправдании его. Многие настолько укрепились в своем негативном отношении к Распутину, что даже умеренный, непредвзятый взгляд рассматривается ими как попытка обелить его репутацию. Это прискорбно, ибо причина того не в самом Распутине, а в нашей собственной неспособности беспристрастно судить о человеке. Конечно, нужно отвергать какие бы то ни было попытки обеливания. Но, с другой стороны, почему никто не протестует против бесконечного очернения, которое уже давным-давно следовало бы тщательным образом рассмотреть? Очень трудно рассчитывать на непредвзятое отношение к этому человеку после всех тех сплетен и заведомой клеветы, которые преднамеренно распространялись с целью дискредитации Распутина, а с ним и Царской Семьи. Эта кампания не оставила невредимым практически никого из сочувствующих Монархии. Такое предвзятое мнение сохраняется в литературе до сих пор» (с.3–4).