После суда Иосифа Александровича выслали в забытую Богом деревню Норинскую (Архангельский край) «с обязательным привлечением к труду». Туда же совершенно неожиданно для него приехала Марина Басманова — виновница душевных мучений Бродского. Спустя полтора года (вместо назначенных судом пяти) он был досрочно освобожден. Любители творчества Иосифа Александровича пафосно заявляли, что «настойчивые защитники помешали бюрократии доконать поэта». Однако в этом случае решающую роль как раз сыграло ходатайство Лернера. 12 июня 1965 года он направил прокурору Дзержинского района письмо, в котором называл мастера пера «морально запутавшимся гражданином» и говорил, что в целях воспитательной работы «необходимо поставить вопрос о его досрочном возвращении из мест отбытия наказания», после чего определить Бродского на работу в какой-нибудь журнал. Лернер настаивал также на проверке материала, связанного с распространением лживой стенограммы суда, целью которой являлась «подмена истинной подоплеки наказания»: судили, мол, не тунеядца, а неугодного поэта. При этом глава ДНД подчеркивает, что сам Иосиф Александрович в этом никакого участия не принимал.
Спустя три месяца Бродский был освобожден, а вскоре у него родился сын. Но Марина Басманова снова ушла от него — уже навсегда. К тому же поэт продолжал сочинять «совершенно несоветские» стихи, и ему стали настойчиво намекать об отъезде из страны. Фактически Иосифа Александровича из СССР выдворили насильно. В июне 1972 года он перебрался на постоянное жительство за границу, в США. Перед отъездом поэт отправил письмо генсеку Брежневу, в котором были такие строки: «Я принадлежу русскому языку, а что касается государства, то, с моей точки зрения, мерой патриотизма писателя является то, как он пишет на языке народа, среди которого живет, а не клятвы с трибуны».
В январе 1990 года, на лекции в Сорбонне Бродский увидел среди студентов итальянку русского происхождения Марию Соззани. 1 сентября поэт и Мария сочетались браком, а спустя два года у них родилась дочь Анна Александра Мария. Друзья говорили, что последние пять лет жизни для Бродского были счастливее предыдущего полувека. Эпизод с судом, едва не искалечивший ему жизнь, поэт считал происками антисемитов и говорил: его судили потому, что он хотел жить «так, как мне это нравится, а не так, как это угодно коммунистам». Остаток жизни Иосиф Александрович провел в Нью-Йорке, являясь гражданином Америки; в 1987 году поэт стал лауреатом Нобелевской премии, которую ему вручил шведский король Карл XVI Густав. Поэт, признанный советским судом тунеядцем, достиг вершины, которая оказалась недостижимой для многих лояльных к советской власти литераторов.
Умер Бродский в ночь с 27 на 28 января 1996 года от инфаркта. Согласно последней воле поэта, его тело похоронили в Венеции, на острове СанМикеле, хотя когда-то в молодости он писал:
Ни страны, ни погоста
Не хочу выбирать —
На Васильевский остров
Я приду умирать.
(«Стансы»)
Но, уехав в США, поэт забыл об этих словах. Что ж, он имел право на это, поскольку считал себя обиженным «антисемитами и фашистами», не понимавшими, как можно писать об индивидуализме, презрев высокие патриотические чувства и пафос коллективизма. А о «деле Бродского» споры не утихают и по сей день. Но теперь это Иосифа Александровича уже не волнует.
Василь Стус. Плата за слово
«Поэтом себя не считаю. Рассматриваю себя как человека, который пишет стихи», — писал о себе В. Стус. Но был он именно Поэтом, мастером слова, чьи поэтические строки созвучны шевченковским. «Поэт, который был последователем и учеником Рильке, поэтмистик, который, возможно, был наиболее духовным поэтом среди всех поэтов Украины XX столетия», — сказал о нем известный писатель, правозащитник, общественный деятель и друг поэта Е. Сверстюк. Стус был только поэтом и никогда — политиком. Однако 15 лет из отпущенных ему 47 Василь Стус провел в лагерных застенках Мордовии и Урала как политзаключенный.
Арест, следствие, суд, чтение приговора и, как итог, долгие мучительные годы заключения. Этот страшный путь Василю Стусу довелось пройти дважды, и это, возможно, самые драматические страницы его жизни. «Это последний акт драмы великого поэта и героя. И каждая роль, каждое слово важно в этой драме. Ведь потом уже почти ничего и не было: его добивали без свидетелей — за проявления обычной человеческой порядочности, за последовательную, бескомпромиссную честность», — писал Е. Сверстюк.