100 великих парадоксов

Все ободряются, у всех поднят дух. А когда война кончится, как любят вспоминать о ней! Великодушие гибнет в периоды долгого мира, и являются цинизм, равнодушие, скука, разврат, тяга к богатству и капиталу.

В долгий мир и наука глохнет. Ложная честь, самолюбие, сластолюбие захватят и учёных. Захочется славы, и явится в науке шарлатанство, гоньба за эффектом, а пуще всего утилитаризм. И в искусстве погоня за эффектом. Теряется чувство меры и гармонии; явятся искривления чувств и страстей. Если б не было на свете войны, искусство бы заглохло. Все лучшие идеи искусства даны войной, борьбой.

«Теперешний мир хуже войны… Совестно и пошло сохранять богатство, грубость наслаждений порождает лень, а лень порождает рабов. Чтоб удержать рабов в рабском состоянии, надо отнять от них свободную волю и возможность просвещения».

Война развивает рыцарский дух. После неё экономика страны особенно быстро растёт. Война поднимает дух народа и его сознание собственного достоинства. Она равняет всех во время боя «в самом высшем проявлении человеческого достоинства – в жертве жизнию за общее дело, за всех, за отечество».

Общий вывод: «Война в наше время необходима; без войны провалился бы мир… в какую-то слизь, в какую-то подлую слякоть». Польза войны! Казалось бы, бред. А ведь в логике Парадоксалисту не откажешь.

Конечно, ныне многое изменилось. Но ведь США нажились на двух мировых войнах. Означает ли это, что в подобных случаях очевидное зло приносит пользу? Нет. Иначе надо считать благодетелем обогатившегося грабителя и убийцу: ведь он сделал благое дело для себя.

Если не вдаваться в детали, надо признать: есть непримиримое противоречие между добром и злом; это – две противоположности, как белое и чёрное. Между ними могут быть переходы, когда, например, болезненная операция завершается излечением. Извержение вулканом лавы и пепла уничтожает на некотором пространстве всё живое, а пепел удобряет почву, содействуя жизни растений…

Но в абсолютном смысле добро и зло – два полюса. Из них одно не может переходить в другое, как говорится, по определению.

Однако признанная научная теория естественного отбора исходит из парадоксального принципа: добро порождается злом. Вот как завершил Чарлз Дарвин свою знаменитую монографию: «Из этой свирепствующей среди природы войны, из голода и смерти непосредственно вытекает самый высокий результат, который ум в состоянии себе представить, – образование высших форм животной жизни. Есть величие в этом воззрении на жизнь с её различными силами, изначально вложенными Творцом в незначительное число форм или только в одну. И между тем как наша планета описывала и продолжает описывать в пространстве свой путь согласно неизменным законам тяготения, из такого простого начала возникли и продолжают развиваться несметные формы, изумительно совершенные и прекрасные».

Получается, что божественная сила и воля (или божественная Природа) установила закон, согласно которому высшие формы жизни, «изумительно совершенные и прекрасные», появились благодаря «свирепствующей среди природы войны, из голода и смерти».

Неужели нет другой возможности для развития? Выходит, и войны, жестокая конкуренция, голод и убийства содействуют прогрессу и процветанию. Учёный сослался на Творца, хотя научный метод исключает ссылки на воздействие неведомых непостижимых сил. Следовало бы пояснить: почему Бог не создал сразу все лучшие формы? Зачем допустил убийства, голод, несправедливость? Усовершенствование средств массового уничтожения – прогресс. Но лучше б его не было…

Согласно теории естественного отбора и борьбы за существование, благодаря жестокой конкуренции, смертельной вражде, голоду и несчастьям на планете появляются всё более совершенные и прекрасные существа.

«Каким жалким, мизерным представляется мир и мы сами, в коих вся стройность, вся гармония, весь порядок, вся разумность являются лишь частным случаем бессмысленного и нелепого; всякая красота – случайной частью безобразия; всякое добро – прямой непоследовательностью во всеобщей борьбе, и космос – только случайным частным исключением из бродящего хаоса. Подбор – это печать бессмысленности и абсурда, запечатленная на челе Мироздания, ибо это замена разума случайностью».

Так писал русский натуралист и историк ХІХ века Николай Яковлевич Данилевский. В трёхтомнике «Дарвинизм» он критиковал это учение с научных позиций, сделав вывод: «Борьба за существование не всеобща, а только частна, местна, временна».

Английский публицист, историк и философ Томас Карлейль мысленно распространил этот принцип на общество и заклеймил как жизненное кредо свиней: «Моя доля – хрю, хрю, – моя доля будет вообще то, что я могу захватить, не будучи повешен или сослан на каторгу».

Впрочем, несмотря ни на что, твердыня дарвинизма устояла, сам Дарвин не считал её безупречной. Он понимал: борьба за существование и естественный отбор не дают убедительного объяснения усложнению организмов, и отчасти признавал идею Ламарка о наследовании признаков, приобретённых в индивидуальном развитии.