— В наше время, когда повсеместно торжествует посредственность, всё значительное, всё настоящее должно плыть или в стороне или против течения.
— Ненормален тот, кто не понимает моей живописи, тот, кто не любит Веласкеса, тот, кому не интересно, который час на моих растёкшихся циферблатах — они ведь показывают точное время.
— Меня зовут Сальвадором — Спасителем — в знак того, что во времена грозной техники и царящей посредственности я призван спасти искусство от пустоты. Только в прошлом я вижу гениев…
— Анархия при монархии — вот наилучшее государственное устройство. Монарх должен быть гарантом анархии.
— Люди вообще мало что понимают. Особенно образованные — им недостаёт культуры.
— Особенность моей гениальности состоит в том, что она проистекает от ума. Именно от ума.
— Если бы я не работал, что бы я делал здесь, на земле? Скучал бы, как устрица. Поэтому я терпеть не могу устриц.
— Я думаю, что современное искусство — это полный провал, но ведь другого искусства у нас нет и быть не может, а то, что есть — дитя времени, дитя краха.
Велимир Хлебников
Разнообразие чудаков выражают слова, их обозначающие: от чудиков и чудил — до чудотворцев. Проще всего рассказать об оригиналах, выходящих за грань нормального поведения.
Например, в Кунцевском районе Москвы порой появлялся седой, бородатый благообразный старик, похожий на Менделеева, с тяжёлым посохом и в самодельной короне, с такими же причудливыми орденами. На короне и посохе красовались надписи: „Владыка Мира“, „Повелитель Вселенной“. Судя по всему, у него была мания величия.
Иное дело — странности незаурядных людей. Поэт Велимир Хлебников был по рождению Виктором Владимировичем. Но разве мог иметь такое имя Председатель Земного Шара, каким он был прилюдно провозглашён?
Вадим Шершеневич рассказал, как это происходило.
В городском театре Харькова по такому случаю имажинисты, возглавляемые Сергеем Есениным, устроили представление. На сцене стоял Хлебников в холщовой рясе, босой, со скрещёнными на груди руками. Есенин и Шершеневич читали нараспев торжественные строфы. После каждой из них, как бы по церковному канону, Хлебников говорил „Верую“.
Как символ Земного Шара ему на палец надели кольцо, взятое на время у четвёртого организатора вечера Глубоковского. Когда опустился занавес, Глубоковский подошёл к Хлебникову:
— Велимир, снимай кольцо.
Но Председатель Земного Шара испуганно спрятал руку с кольцом за спину.
— Брось дурака валять, отдавай кольцо! — рассердился Глубоковский.
Есенин хохотал, а Хлебников лепетал:
— Это… это… Шар… символ Земного Шара… А я — вот… меня… Есенин и Мариенгоф в председатели…
После недолгой борьбы хозяин овладел своим кольцом. Председатель Земного Шара уткнулся в пыльную театральную кулису и горько заплакал.