100 лет тому назад

После на заплетающихся ногах побрел за ворота. Мать с односельчанами из города, с торга, вернется, не нужно ей про револьвер и винтовки знать. Поправочка: одну винтовку все же придется предъявить. Но остальное – точно моими трофеями будет.

В нагане оказалось всего два патрона. И по карманам убитого пулей прямо в лоб бандита больше патронов не пряталось. Зато довольно толстый рулончик денег отыскался. Хм. Сколько нулей тут нарисовано! Интересно, чтобы купить на базаре хоть что-нибудь путное, этих денег хватит?

Настоящий шок я испытал, когда понял, что в винтовке, из которой я стрелял, больше ни одного патрона не осталось. А если бы в ее обойме хоть на один патрон меньше оказалось? Это же верная смерть и для меня, и для сестренки получилась бы. Но некогда тут фрустрации разводить, надо, пока еще время и силы есть с оружием до конца разобраться. Винтовка того Гаврика, что нам всю смородину переломал, помирая, порадовала полным боекомплектом, состоящим из пяти латунных патронов с непривычно тупоконечными пулями. Да еще в кармане его бушлата три штуки таких же точно отыскал. Не сказать, что удовлетворен, но хоть что-то.

Потом, оставив сестренку в дальнем конце огорода возле собственноручно выломанных и просто прислоненных к слегам жердей, строго настрого наказал ей даже и не думать приближаться к дому до возвращения матери. А если еще чужие дяди во двор зайдут, чтоб тикала без оглядки до ближайшей опушки леса. Лето, волков можно не бояться. Только глубоко в лес заходить не нужно, а то заблудится еще.

Сам огородами, вдоль забора двинулся на тот конец деревни, откуда раньше выстрелы раздавались. Ни за что бы не пошел, к тому же раненый, ноги от кровопотери подгибаются, но к вечеру должны односельчане с матерью из города вернуться. А ну, как это не все бандиты были, что к моему дому заявились, попадут односельчане в засаду, как кур в ощип! В бой вступать по-любому не планирую, да с двумя патронами в барабане много и не навоюешь, винтовку же я старательно неподалеку от дома припрятал. Но если еще бандитов в деревне обнаружу, постараюсь наших на подходе к деревне предупредить.

Ха! Еще трое бандитов громко спорили возле согнанных в кучку жителей деревни, стоит ли идти искать их пропавших товарищей или лучше побыстрее делать ноги. На глаз прикинул: кое-кого, похоже, не хватает. Точно я, конечно, не знал, кто уехал в город, а кто остался, но вряд ли отсутствующая среди сидящих на земле людей Кабаниха, реально раскабаневшая тетка лет шестидесяти, с ее больными ногами, тоже уехала в город. И еще парочки девчонок не хватает, тех самых Степки с Любкой, как и самого старосты. Из размышлений о судьбах пропавших односельчан вывело появление еще двоих беглых разбойников. Сколько же их тут! Подошли, довольно осклабившись, один еще на ходу завязки на штанах поправлял. Сволочи!

Подошедшие бандиты тоже подключились к спорам. Никто, впрочем, не сделал даже малейшей попытки отправляться на поиски. Только один, самый молодой на вид, отошел чуток от кучки и заорал во всю мочь:

— Сиплый! Мотря! Где вы? Возвращайтесь! Пора уходить!

Постоял, прислушиваясь. Еще крикнул. Поняв, что ни ответа, ни привета не ожидается, вернулся к своим.

Уф! Гора с плеч! Аж слезы от пережитого волнения на глаза навернулись, когда увидел, как бандиты цепочкой потянулись на выход из деревни, оставив ранее плененных ими сельчан сидеть в пыли улицы. Не дожидаясь реакции бывших пленников на свое освобождение, постарался вернуться к себе. Так же незаметно, как и пришел. Не до радости мне что-то. Рану как шилом колет, и в глазах черные мушки летать начинают. И голова внезапно закружилась…

В себя пришел лежащим дома на своем сундуке. Точнее, сундук вовсе не мой, его мать в качестве хранилища для всяких семейных припасов использует, я просто сплю на нем, подставив в ногах табуретку, чтобы входить в размеры лежанки полностью. Насколько это получилось из лежащего положения, огляделся. Никого. Попытался подняться. Голова кружится, и правая рука, на которую попытался опереться, задрожала от слабости. Кстати плечо на левой руке замотано уже совершенно по-другому. Гораздо более профессионально. И боль в ране уже не пульсирующая, а всего лишь тупая, тянущая. Принял сидячее положение, все разом поплыло, как на карусели. Намек понял, пытаться вставать на ноги пока еще несколько преждевременно. Буду лежать, как положили.

Скрипнула входная дверь. В комнату с топотом ввалились посторонние. Понятное дело, посторонние, мы возле самой входной двери разуваемся, по дому в обуви не шастаем. А нет, матушка тоже с ними. Два мужчины в военных френчах с суровыми, я бы сказал безжалостными взорами. Всей лишь разницы, что один старше лет на двадцать, а второй, соответственно, моложе. Взрослый уже, но молодой. Лет так двадцать с хвостиком.

— Ага! Вижу, очнулся боец! – Это тот, что постарше ко мне обратился, заметив, что я лежу с раскрытыми глазами и на них смотрю. А мать только кулачок в волнении закусила, чтобы в голос не разрыдаться.