100 лет без любви

Ну и стужа! Чуть не задохнулась, выйдя на улицу. Порывы ледяного ветра сдували с ног. Нести Любашу, закутанную в толстое одеяло, было неудобно и тяжело. Дороги перед собой не видела. Не самая подходящая погода для прогулки через все село, да и ноша тяжеловата. Но раз решила сходить к Пелагее, передумывать не в моих правилах. Свекровь уговаривала положить Любашу в сани, но я отказалась. Внизу-то еще холоднее, все ж лучше у матери на руках. Ничего, потерплю, своя ноша не тянет.

Бедная земля! Когда уже тебя укроет снег? Ведь вымерзнет все, если такая погода и дальше будет держаться. Не уродится ничего на будущий год, голодно будет.

Когда добрела до аккуратного срубового домика на краю села, рук не чувствовала от усталости. Калитка оказалась открытой, слава Богу. Продержи я Любашу еще хоть минуту, выронила бы, наверное.

– Заходи, горемычная, – услышала я голос, поворачивая за угол дома. – Долго же ты шла… Давай дитя сюда!

Опомниться не успела, как меня втащили в сени и освободили от ноши. Руки тряслись от слабости, пока разматывала платок и снимала рукавицы. Только потом смогла рассмотреть Пелагею. И вовсе она не старая, как я себе представляла. Младше моих матери и свекрови, статная, вся такая ухоженная. Вон какая спина прямая, гордая.

Пелагея распеленывала спящую Любашу на огромном сундуке, укладывала ее поудобнее. Сон сморил на морозе малышку. Я видела профиль знахарки с прямым удлиненным носом и высокими бровями, да собранные в пучок на затылке волосы цвета воронова крыла. Платье на ней тоже было черное в пол длинной.

– Чего смотришь? Другой представляла? – не поворачиваясь в мою сторону, спросила Пелагея. – Сымай пальто, оставь в сенях. Сюда войди в простом платье, с непокрытой головой. Обувь тоже там оставь.

Пришлось вернуться в сени и раздеться. Благо в доме было тепло, натоплено. Даже пол деревянный не холодил ноги.

Любаша спала, посасывая кулачок и причмокивая. Не успела я подумать, как же знахарка ее будет смотреть, как Пелагея снова заговорила:

– С дочерью твоей все в порядке. Недуги ее детские, к четырем месяцам пройдут. Дам тебе порошок, будешь заваривать его крутым кипятком и давать по маленькой ложечке три раза в день после кормления. Живот крутить перестанет.

Я растерялась. Что же я, в таком случае, тут делаю? Надо бы отправляться восвояси, только сил пока никаких нет.

– Присядь, – велела Пелагея, указывая на скамью возле небольшого стола, застеленного кружевной скатертью. – Не торопись уходить. Слишком долго я тебя ждала, чтобы вот так вот отпустить.