0f38d74c480a4cc3f66ad4d0dc7c05fe

– Что это такое? – грозно поинтересовался двойник. От его стремительно растущей злости в небе стали сгущаться тучи. – Как ты это делаешь?!

– Сам не знаю! – закричал артист. – Это же ма-а-агия!

– Чертов… чертов монах, – прошипел Юно. Оставленный без внимания, он подобрался к Ючону и стал оттаскивать его подальше от зловещих вампиров. – Это же был мой амулет!

Пожалуй, стоит немного разъяснить сложившуюся ситуацию. Главный злодей допустил, как это свойственно почти всем отрицательным персонажам, ошибку – он раскрыл карты перед одним из главных положительных героев. Его, конечно, тоже можно понять. О том, что «команда добра» создала амулет наподобие его собственного, Хичоль не догадывался (тут, впрочем, он сам был виноват). Кюхён с виду не представлял никакой опасности – ослепленный, измученный и лишенный боевой магии, он был еще более слабым и жалким существом, чем омега на позднем сроке беременности. Казалось, этому еле живому бедолаге можно рассказать все! И Хичолю захотелось похвастаться перед монахом своей злодейской гениальностью. Этим он разрушил все то, что так упорно создавал. Кюхён понял, что герцога он не встретит, а значит, амулет ему не передаст. Однако у него под рукой оставались еще два кандидата на использование силы. Монах, наверное, мог бы выбрать Джеджуна как более рассудительного человека. Но, увы, он был рожден в семнадцатом веке, когда женщин в качестве воинов никто не рассматривал. Тем более, уже замужних женщин, ставших матерями! Ну, вдруг бы омега погиб? Кто стал бы заботиться об Алексе и делать из Чанмина более-менее приличного человека? То-то и оно. Поэтому выбор пал на многострадального участника Super Junior. Он-то об этом не просил. Он и вампиром становиться не хотел, его вполне устраивали членство в поп-группе, работа на телевидении и рекламные контракты. Но с ним опять никто не посоветовался. Даже банального предупреждения – и того не было.

С настоящим Хичолем Кюхён не мог остаться наедине из-за ревности вымышленного. Однако тут весьма кстати Хёкдже влюбился в Джеджуна, решил, что Джеджун его не отталкивает, и захотел поиграть в Купидона, помогая другим парочкам. Молодой вампир проявлял свои лучшие душевные качества, и на самом деле Кюхён хотел только помочь ему не сбиться с этого пути добра. Но выбора не было, пришлось идти на обман хорошего, в сущности, парня. Кюхён попросил «его высочество» ослушаться отца и разрешить ему познать тайну сладострастия в объятиях Хичоля. Монах, правда, вообще не планировал заниматься сексом. Ему было совершенно не до чувственных наслаждений: жизненных сил оставалось с гулькин нос, а судьба мира висела на волоске. И если бы Хёкдже в комнате охраны все-таки смотрел на монитор, то он заметил бы, что Хичоль почему-то бьется под одеялом в конвульсиях, а Кюхён зажимает ему рот, чтобы он не кричал. Но первым неладное заподозрил Джеджун и, пока магическая сила с мучениями овладевала артистом, омега отвлекал внимание влюбленного вампира на себя.

«Вот это ты меня поимел,» – пробормотал Хичоль, когда вылез из постели уже с амулетом на груди. Он действительно еще никогда не испытывал ничего подобного, хотя к сексу это не имело никакого отношения. Сила теперь принадлежала ему, певец чувствовал, какая она огромная и неистовая. Однако применить ее получилось далеко не сразу. Майору Паку, например, чуть мозги не выбили, да и герцог едва не пострадал, пока перепуганный артист пытался использовать свои новые способности. Когда же наконец ему удалось прибегнуть к магии, спасенный оборотень этому вовсе не обрадовался. Ну, еще бы: он столько месяцев видел себя всемогущим, повелевающим стихией и способным одним щелчком пальцев устроить взрыв не слабее ядерного… А все это неожиданно отобрал дураковатый айдол.

Бить Хичоля Хичолем – моветон. Но откуда у простого монаха представления о хорошем вкусе?

Злодей не попробовал сразу стереть своего восставшего любовника в порошок – сжалился. Он просто потянул летающую ложу к себе, уверенный, что это ему удастся без труда. Но кабинка, управляемая сидевшим в ней певцом, пронеслась мимо. Хичоль спикировал к оборотню с пришельцем, подобрал обоих и помчался дальше, совершенно не соображая, куда и зачем. Вслед ему понеслись несколько шаровых молний и рев собравшейся на площади Шарля де Голля толпы.

– Чпок! – радостно заверещал Хичоль, когда у него получилось одним взмахом руки заставить все шаровые молнии раствориться в воздухе. При этом кабинка едва не врезалась в стену дома, потому что он повернулся назад и не следил за дорогой. Юно схватил его за уши, как тазик за ручки, и вернул в нужное положение.

– Мы с тобой сейчас все чпокнемся обо что-нибудь всмятку! – зырычал он, чувствуя, что гнев вот-вот польется через край. К Хичолю, конечно, он относился с большой симпатией, и неважно, с кем этот айдол спал: с ним, с монахом или со своей копией. Но как только на его груди очутился идиотский розовый бантик, он стал исключительно бесить. – Поднимись выше, чтобы мы не рисковали разбиться каждую секунду!