— Я?! — Хёкдже пугающе усмехнулся и схватил омегу за плечи, до боли впиваясь пальцами в кожу. — Я — никакой не хороший! Я сын Ким Хичоля и брат Ли Донхэ, а ты, кажется, напрочь об этом забыл! — Он поднял одну руку и ударил Джеджуна по лицу с такой силой, что тот не удержался на ногах и упал на пол. Затем Хёкдже, вцепившись в воротник трикотажной кофты, заставил омегу встать на ноги и поцеловал его нижнюю губу, но не из нежности, а чтобы всосать выступившую на ней кровь. Джеджун вздрогнул, едва сдержав стон: это было неприятно. — Ах ты сучка, — прошептал Хёкдже, оторвавшись от него. Правда, он выглядел не как озверевшее от гнева чудовище, а как обманутый капризный ребенок. Темной ауры хватило ненадолго. — Как ты мог… Ты такой же, как все бабы! Папа всегда говорил: если понравилась девчонка — не пей ее кровь, а то узнаешь, что она тебе кругом врет, и будешь страдать! Вот и ты — лживая сучка! Предатель!
Хёкдже сжал обеими руками горло Джеджуна. Омега схватил его за оба запястья, но это никак не повлияло на ту силу, с которой вампир пытался его задушить.
— Прости, — попробовал сказать Джеджун. Однако это словно можно было прочесть лишь по губам: из его пережатого горла не вырвался даже хрип.
Прозвучало одновременно три выстрела, и три пули врезались в спину вампира. Хёкдже, дернувшись, отпустил омегу, чтобы повернуться. На пороге комнаты, сами обалдевшие от страха, стояли настоящий Джеджун и два Чанмина. Как только Хёкдже посмотрел на них, они, не дожидаясь его атаки, опять выстрелили. На этот раз цели достигла только пуля Джеджуна, но этого было достаточно: она попала в сердце. Вампир упал на ковер, еще живой, но почти обездвиженный.
— Нуна! — завопил меткий стрелок, бросаясь через всю комнату к омеге. Сначала он прижал двойника к себе, а уже потом понял, что не все на месте, отошел на шаг назад и внимательно присмотрелся, пытаясь сообразить, что именно. – Ой, нуна, а где твой ребенок?
— Точно, Алекс! — в панике закричал омега, выбегая из комнаты.
Три певца остались одни, не считая застонавшего на полу Хёкдже.
— Добьем? — с самым невинным видом спросил Минни.
— Ты как хочешь, — ответил настоящий Чанмин, — а я не стану стрелять в голову Ынхёку. Даже такому.
— Папа всех вас убьет, вот увидите, — с трудом произнес Хёкдже. — Папа все равно самый сильный…
Джеджун бежал по коридору, постоянно смотря под ноги, потому что время от времени попадались спящие охранники. Немного подумав, омега забрал пистолет одного из них и уже после этого вылетел на лестницу, чтобы спуститься на первый этаж. Однако тут он увидел такое, от чего только что найденный пистолет выпал из руки, а колени чуть не подкосились. Несколькими ступенями ниже остановился его супруг, крепко державший потерявшего сознание Кюхёна.
— Чанмин… Любимый… — залепетал Джеджун, протягивая к нему руки. Казалось, он не видел своего вампира уже целую сотню лет и успел забыть, как тот выглядит. Чанмин казался ему еще красивее, чем при последней встрече, красивее любого другого из множества Чанминов и вообще красивее, чем могло вынести человеческое сердце. А ведь тот был в балахонообразной сикхской одежде с пятнами чужой крови на ней и взъерошенный.
Вампир отпустил Кюхёна как раз в тот момент, когда телом вновь овладело сознание певца, и бедняга успел только взвизгнуть, неудачно приземляясь мягким местом на ступеньку. Не обращая внимания на этот возмущенный возглас, Чанмин обнял Джеджуна и несколько секунд просто смотрел в его глаза, не веря, что действительно видит наконец своего омегу.
— Это ты, — тихо произнес он, начиная улыбаться. – Ты, Джешка… — Чанмин провел по его щеке ладонью, и Джеджун не удержался от того, чтобы повернуться и поцеловать ее. — Узнаю твой запах… Полевой цветочек ты мой… Ромашка…
— А я где? — спросил Кюхён, неровным жестом обводя пространство перед собой. Монах, видимо, тянул энергию не только из своего истощенного тела, но заодно из вполне здорового чужого, поэтому теперь у певца ужасно кружилась голова, а перед глазами все плыло. — Это домишко Хичоля? Эй, семейка Адамс, вы меня слышите?
— Я боялся, что больше никогда не увижу тебя, — прошептал Джеджун. Из его глаз покатились крупные слезинки. — Когда ты отказался сдаться господину, чтобы быть со мной…
— О чем ты, родной? — Чанмин лихорадочно касался пальцами то его волос, то кожи, как будто хотел на ощупь вспомнить своего омегу. — Когда это я отказывался? Он мне разве что-то предлагал?
— Так это не ты трубку взял? — спросил Джеджун. Слезы продолжали катиться по его щекам, но глаза засияли счастьем, и он поцеловал Чанмина. Их губы словно были созданы для того, чтобы соприкасаться друг с другом, даря каждому ощущение тепла и нежности. — Блин, вас так много, мы с Хичолем оба повелись… А ты бы предал герцога, чтобы быть со мной?
— Я бы всех предал. — Чанмин стал аккуратно вытирать слезы с лица Джеджуна. — Мне нужен только ты, а остальные пусть горят синим пламенем.
— Значит, хорошо, что мы нарвались не на тебя, — радостно всхлипнул омега.