0d173aa718094b51c86c391c2fbeaeba

Первый шаг к получению свободы: люди должны начать понимать, что я по-прежнему - реальный человек, и я знала, что смогу этого добиться, если буду рассказывать больше о своей жизни в социальных сетях. Я начала примерять новую одежду и выкладывать модели в Инстаграме. Мне это приносило невероятно много радости. Хотя некоторым в онлайне это казалось странным, мне было всё равно. Если тебя всю жизнь воспринимали только как сексуальный объект, приятно полностью контролировать свой гардероб и камеру.

Я пыталась вернуть связь со своим творческим началом, сделила в Инстаграме за акааунтами художников и музыкантов. Мне попался аккаунт парня, снимавшего психоделические ролики, например, в одном из роликов на фоне младенчески-розового экрана шел белый тигр с розовыми полосками. Когда я это увидела, естественно, мне захотелось создать что-то самой, и я начала экспериментировать с песней. В начале добавила детский смех. Мне это показалось необычным.

Хесам сказал:

- Не добавляй сюда детский смех!

Я послушалась его совета и убрала смех, но вскоре на другом аккаунте, за которым я следила, появилось видео с детским смехом, и меня обуяла зависть. «Это я должна была это сделать! - думала я. - Этот криповый смеющийся младенец - это должна была сделать я!».

Артисты - люди странные, вам ведь об этом известно?

В шоу-бизнесе тогда многие считали, что я - не в себе. В некотором смысле я предпочла бы быть «сумасшедшей» и делать то, что хочу, а не «хорошей девочкой» - и делать то, что мне велят, без возможности настоящего самовыражения. В Инстаграме я хотела показать, что существую.

Кроме того, я поняла, что теперь больше смеюсь - у меня вызывали восторг такие комики, как Эми Шумер, Кевин Харт, Себастиан Манискалко и Джо Кой. Я прониклась огромным уважением к их уму и остроумию, к тому, как они используют язык, чтобы проникнуть к человеку под кожу и заставить его смеяться. Это - дар. Когда я слушала, как они используют свой голос, будучи столь явственно собой, я вспомнила, что тоже кое-что могу делать, начала снимать видео для социальных сетей или просто делать графику. Юмор спасал меня от погружения в пучину горечи.

Я всегда восхищалась представителями индустрии развлечений, обладающими острых умом. Смех - лекарство от всех болезней.

Люди могут смеяться над тем, что мои посты - наивные или странные, или над тем, что я говорю гадости о людях, причинивших мне боль. Возможно, это - феминистское пробуждение. Думаю, то, что я говорю, связано с тайной - кто я на самом деле, и это - мое преимущество, потому что этого никто не знает!

 

Мои дети иногда надо мной смеются, но меня это не очень беспокоит.

Они всегда помогали мне посмотреть на мир под новым углом. С детства они видели мир иначе, и оба они - такие креативные. Шон Престон - гений в школе, действительно яркий ребенок. Джейден невероятно талантливо играет на пианино, у меня просто мурашки по коже.

Перед началом пандемии они приходили ко мне на вкуснейший ужин два или три вечера в неделю. Всегда делились невероятными вещами, которые сделали, и объясняли мне, для чего они живут.

- Мама, посмотри мой рисунок! - говорил один из них. Я рассказывала, что вижу, а они говорили: «Да, ну а теперь, мама, посмотри на это вот в таком ракурсе». И я видела в их произведении еще больше. Я любила их за глубину и характер, за талант и доброту.

Началось новое десятилетие, во всем начал появляться смысл.

А потом грянул COVID.

В первые месяцы локдауна я стала еще большей домоседкой, чем была прежде. Дни и недели я сидела в своей комнате, слушала книги по саморазвитию, смотрела в стену или делала украшения. Мне было невыносимо скучно. Прослушав миллион книг по саморазвитию, я перешла к повествованиям - это можно отнести к рубрике «Воображение», особенно - любую книгу, которую озвучил чтец с британским акцентом.

Но во внешнем мире служба безопасности, нанятая моим отцом, продолжала следить за выполнением правил. Однажды на пляже я сняла маску. Подбежал телохранитель и меня обругал. Мне сделали выговор и заперли на несколько недель.

И-за ограничений карантина и рабочего графика Хесама он был вдали от меня.

Мне было так одиноко, я даже начала скучать по своей семье.

Позвонила маме и сказала:

- Ребята, хочу с вами повидаться.

Она ответила:

- Мы сейчас заняты шоппингом. Присоединяйся! Мы тебе перезвоним.

И не перезвонили.

В Луизиане были другие правила локдауна, и они всё время всюду ходили.

В конце концов, я отказалась от идеи к ним дозвониться, и полетела в Луизиану, чтобы с ними увидеться. Они там, кажется, были такими свободными.

Почему я продолжала с ними общаться? Точно не знаю. Почему мы не прекращаем дисфункциональные отношения? С одной стороны, я по-прежнему их боялась, и мне хотелось быть хорошей. С юридической точки зрения мой отец по-прежнему оставался мною, и всегда пользовался случаем об этом напомнить, но я надеялась, что это - ненадолго.