Звездолет «Иосиф Сталин». На взлет!

– Не от тебя. Я хочу спать нормально. Если он работу на дом берет, то я отчего страдать-то должен? У меня смена пол-седьмого. Я на паровом молоте работаю!

Тут его осенило новым аргументом.

– А вот если б я домой паровой молот принес…

– Что. Ты. От. Меня. Хочешь? – раздраженно повторил вопрос Федосей.

– Приструни гада… – неожиданно мирно сформулировал дядя. – Поможешь?

Федосей вздохнул еще глубже, словно хотел донырнуть до того места, где лежит сон, и выбросить его из головы… Задавив раздражение, он медленно кивнул, поймав себя на мысли, что, кивнув в следующий раз, он просто может не поднять голову. Уснет… Нет. Надо вставать, надо двигаться…

Экономя трудовую копейку, прижимистый Поликарп Матвеевич хотел было отправить племянника до квартиры пешком, но Федосей возмутился и заставил дядю сесть в трамвай. Платить за проезд, правда, пришлось племяннику. Зато те пять остановок, что отделяли их от дядиного дома, он продремал, прижавшись к родственному плечу, а не разглядывая позолоченные поздней осенью клены на бульваре. Деревья провожали октябрьское тепло и готовились встретить ноябрьские дожди.

Старинный четырехэтажный дом, построенный в начале века, смотрелся крепко, но обшарпанно. Обычное для столицы дело – вместо стекол в подъездной двери – фанера, на лестничных площадках искуренные до крайности папиросные гильзы. Федосей потянул носом. Хорошо хоть пахло не кошками, а сырым деревом.

На втором этаже дядя ткнул пальцем в дверь. Проверяя на месте ли удостоверение, Федосей коснулся кармана гимнастерки и требовательно застучал. Ответили не сразу, но неожиданно.

– Кто там?

Никаких дыр в двери не было, но Федосей мог поклясться, что их внимательно разглядывают.

– ОГПУ. Откройте.

Федосей подмигнул дяде, который, ухмыляясь в предвкушении торжества справедливости, стоял рядом.

Хоть и без ордера на обыск и без сопровождающих ничего, кроме как просто поговорить с жильцом, он не мог, но ведь не где-нибудь работал, и удостоверение имел, и знал, как обыватель к этим четырем буквам относится… А вот у жильца реакция оказалась отнюдь не обывательской.

Дверь, к счастью, оказалась не толстой, так что щелчок взводимого револьвера Федосей успел услышать и оттолкнул мстительно скалившегося дядю в сторону.

Бах! Бах! Бах!

Брызнули щепки. Дырки в двери легли наискось. Стрелок там оказался с опытом. Бил так, чтоб наверняка кого-нибудь зацепить. И зацепил бы, если б не острый слух Федосея.

Грохнувшись спиной на ступени, дядя взвыл от боли.

Уходя в сторону, Федосей потянул наган из кармана, но стрелок не стал ждать. Ударом ноги распахнув дверь, шумный сосед прямо по упавшему навзничь дяде пробежал наверх. Дядя снова взвыл, но уже от обиды.

– Стой!

Двумя прыжками сосед взвился вверх и ушел в мертвую зону, прикрывшись лестничным маршем. Мелькнул – и пропал. Сон с Федосея как бритвой срезало. Он наклонился над дядей.

– Чердак есть?

Хлопавший глазами дядя только кивнул. Не ожидал он такой прыти от соседа.

– Ранен?

– Нет…

– Тогда бегом вниз, милицейских зови…

Шаги летели вверх по лестничным пролетам, и Федосей бросился следом.

Он пробежал два этажа – выше некуда. Украшенная лепниной в виде виноградных листьев и гроздьев площадка четвертого этажа пустовала, только деревянная лестница в десяток ступеней рывками вползала наверх, в темноту чердака. Беглец обрубал концы. Если ему удастся втащить наверх лестницу, то чекисту останется скакать обезьяной да руками махать – три метра в высоту человеку никак не перепрыгнуть.

Вполне понимая, что может схватить пулю, Федосей ухватился за нижнюю ступеньку, но не стал тянуть лестницу к себе, а рывком толкнул ее еще выше. Из темноты сыпанули ругательства. Не ругательства даже, а так… Интеллигентное чертыханье. Выпустив лестницу, беглец упал, и чекист, сдернув трофей вниз, отпрянул вбок. Вовремя.

В чердачном проеме сверкнуло. Пустой подъезд откликнулся громом эха. Визг отрекошетировавшей пули превратился в стеклянный звон и улетел в окно.

Выстрел ответил на выстрел и тут же над головой сквозь какое-то шуршание послышался топот убегающих ног. Нервы у вражины сдали. На всякий случай Федосей бросил вверх кепку, проверяя нервы врага, потом приставил лестницу, взлетел наверх.

Сквозь далекое чердачное окно лился сероватый свет, в котором чердак казался заполненным плотным туманом.

От стены до стены чердак перегораживали веревки, увешанные сохнущим бельем. Сероватые простыни колыхались от сквозняка, словно заросли водорослей под приливным течением.

Отодвигая стволом нагана сырые полотнища, чекист, осторожно ступая по сухим дубовым листьям, пошел вдоль стены, ловя звук чужих шагов.

Бах!

Федосей прыгнул в сторону. Грохот выстрела в пространстве чердака походил на гром, но от него преследователю было больше пользы, чем стрелку. Стреляли издалека, не прицельно. Не раз попадавший под пули Федосей ощущал разницу – когда стреляют, чтоб попасть, а когда – чтоб отпугнуть. Тут – пугали.

Враг уходил. Бежал.

За простынями что-то скрипнуло, задребезжало железо, и тут же удар. Глухой, словно… Ну конечно, враг спрыгнул на землю.