Звездочет. Работа на холоде

В стенах резиденции БНД Квятковский чувствовал себя в относительной безопасности. Хотя чувство тревоги и недоверия не покидало его ни на минуту. Но скользкий путь, на который он встал, надо было пройти до конца, чтобы получить обещанный долгожданный покой, который только снился ему тревожными долгими бессонными ночами. Работа разведчика обрыдла ему до предела. Неожиданное предложение БНД показалось ему прекрасным выходом вместе с семьей в совершенно другую, свободную и беззаботную жизнь в какой-нибудь карнавальной стране, с приличным счетом в банке. Мысли о предательстве ему не особенно докучали. Но зато невыносимо мучил страх за свою жизнь. Свою и своей семьи, жены, маленького Павлушки, которые по его вине стали заложниками двух разведок в политических играх, ставших для него ненавистным бременем. В какой-то момент ему показалось, что им найден блестящий выход из одной системы. Но это был вход в другую систему, в которую, вполне возможно, тоже были одни только входы.

Вот уже битый час он пытался написать объяснительное письмо жене. Но мысли путались и сбивались в кучу.

Его очень смущал Берг, крепкий мужчина лет пятидесяти, самоуверенный и конкретный. Он сидел в кресле напротив и все пытался поговорить. Но занятый своими треволнениями и мыслями Квятковский плохо воспринимал его слова, будто и не слушал.

— …Это займет не больше часа… вся конференция… Неожиданных вопросов не будет. Охрана наша. Среди журналистов тоже будут наши люди… В общем, ТАМ, — он особенным тоном выделил слово «там», — ТАМ вам опасаться нечего… Вы слышите меня, Павел Филиппович? — Берг слегка повысил голос.

Квятковский вдруг оторвал блуждающие глаза от письма и уставился на своего соглядатая. Взгляд стал осмысленным и четким. Он кое-что услышал в его конкретных словах, какой-то двойной смысл отчетливо улавливался в последней его фразе.

— Вы сказали, ТАМ мне опасаться нечего. Я правильно понял? Господин Берг… Значит, меня по пути могут убить…

Квятковский медленно и тщательно смял подписанный лист, машинально потянувшись за новым. На столе перед ним лежала целая пачка чистой бумаги для ксерокса.

Он вдруг сравнил себя с капризным несговорчивым ребенком, которому подсунули бумагу и предложили порисовать, чтобы не баловался и занял шаловливые руки и мысли. Будто ему не следовало собираться с мыслями. За него уже все продумали и решили. Ему только оставалось быть послушным мальчиком и не дерзить. И не накручивать в своей дурной головенке всевозможных фантазий…

— Меня могут убить… — затравленно прошептал резидент.

Берг усмехнулся:

— Вот именно. Но как только переступите порог конференц-зала, можете вздохнуть свободно. Попытаться убить вас могут только до пресс-конференции. После нее ваша смерть теряет всяческий смысл… Разве что найдется охотник отомстить. Ну… а тут уж мы вас в обиду не дадим. Можете мне поверить.

Берг замолчал, потянувшись за кофейником, и разлил кофе по чашкам. Резидент обреченно покачал головой. Конечно, ему хочется верить. Да только разве он может кому-то поверить? Он сам по уши в обмане, и ему уже не поверит никто. Так с какой стати кто-то будет честен с ним?..

— Месть у нас называется зачисткой… банальным словом «зачистка»… — глубокомысленно пробормотал Квятковский, выводя очередную фразу в своем письме.

— Наши аналитики составили примерный список вопросов, — оставив без внимания невеселые измышления Квятковского, продолжал Берг. — Это то, что интересует людей в первую очередь… А это ответы. Их нужно запомнить. Вы сейчас в состоянии что-нибудь запомнить?

Берг протянул Квятковскому бумагу с ответами, напечатанными по пунктам.

— Не беспокойтесь, — кивнул тот, — у меня хорошая память… Скажите, а я могу написать жене, что у меня не было другого выхода?.. Я про сына… Меня ведь вынудили их бросить… там, в аэропорту… Они же думали, что мы вместе улетим.

— Конечно, пишите, — с готовностью согласился Берг, подбодрив резидента своим великодушным тоном.

— Ведь если бы я их не бросил… меня бы убили прямо там… На их глазах… Нина бы этого не вынесла… а Павлик…

— Пишите, пишите, — успокоил его Берг. — Это же правда. А за семью не волнуйтесь. Мы их переправим сюда. Потом. Попозже. Россия, слава богу, не Афганистан.

Квятковский еще раз просмотрел письмо, сложил вчетверо и передал Бергу, ревниво проводив его взглядом.

— А когда они получат его? — обеспокоенно спросил он.

— Да прямо сейчас пошлю кого-нибудь, — ответил Берг очень убедительно. И Квятковский поверил.

Да и как было не поверить? Ведь хотя бы на эту малость он имел право? Пусть Нина еще какое-то время думает о хорошем, если уж суждено случиться плохому. Конечно, возможно, он зря так пессимистично настроился. Но он давно усвоил одну простую истину: думай о худшем; надейся на лучшее; делай, что нужно; и будь, что будет. Но делал ли он то, что нужно?.. Запоздалые сомнения осами роились в его голове. Выйдя из кабинета, Берг остановился у окна и, глубокомысленно глядя на работающих внизу маляров, аккуратно изорвал письмо на мелкие кусочки. Легкие обрывки полетели на пол.