Мы слышали, как замолчал маяк, когда приземлился катер. Я видел, как он садится — так далеко. Мы слышали голос исполняющего обязанности взводного сержанта:
— По порядку номеров приготовиться к посадке!
И крик Джелли:
— А-атставить!
Наконец-то мы выбрались на открытое пространство и увидели катер, стоящий вертикально на грунте, услышали вой сирены, увидели взвод, занявший круговую оборону, услышали голос Джелли:
— По порядку номеров... всем на борт!
А мы по-прежнему были далеко! Мне было видно, как грузится первое отделение, остальной взвод сомкнул круг.
И вдруг из этого круга вырвалась одинокая фигура и помчалась к нам с такой скоростью, которую может развить только офицерский скафандр.
Джелли перехватил нас, пока мы были в воздухе, вцепился в бомбодержатели Флореса, помог нам.
До катера мы добрались в три прыжка. Все уже сидели внутри, но люк еще не задраили. Мы впихнули Диззи на борт, забрались сами, пока пилот орала, что из-за нас она опоздает к стыковке и нам всем не повезет. Джелли на нее внимания не обращал; мы уложили Флореса на пол и сами улеглись рядышком. Когда катер стартовал, Джелли пробормотал сам себе:
— Все налицо, лейтенант. Трое раненых, но все — налицо.
А про капитана Деладрие я скажу вот что: лучше пилота не сыщешь. Встреча и стыковка на орбите рассчитана до секунды.
Я не знаю, каким образом, но это так, и этого не изменишь. Просто никак.
Только она это сделала. Она на радаре увидела, что катер стартовал с опозданием, сдала назад, подобрала нас и вновь набрала скорость. Только при помощи собственных глаз и рук, у нее не было времени просчитать новый маневр на компьютере. Если всемогущему понадобится помощник — приглядывать, чтобы звезды не сбивались с курса,— я знаю, кто займет эту должность.
А Диззи Флорес умер во время взлета.
2
От страха ни мертвый и ни живой
Бежал я что было силы,
Не глядя назад, поскорее домой
И в комнату к мамочке милой.
Янки Дудль, не унывать!
Янки Дудль — добрый малый!
Лучше петь и танцевать
С девушкой на сеновале [1]
Об армии я всерьез никогда не думал.
И уж точно — не о пехоте! Да я бы предпочел получить десять ударов плетями при всем честном народе или чтобы отец сказал мне, что я позорю наше честное имя.
О, как-то раз в выпускном классе средней школы я заикнулся при отце, что обдумываю идею поступить на федеральную службу. Полагаю, так поступают все дети, когда им светит восемнадцатый день рождения, а мне восемнадцать стукнуло бы через неделю после окончания школы. Разумеется, у многих дальше мыслей дело не заходит, поиграют немного с идеей, а затем идут в колледж, или работать, или еще куда. И сам я наверняка поступил точно так же... если бы мой лучший друг на полном серьезе не собрался бы в армию.
Мы с Карлом все делали вместе: на девочек глазели вместе, свидания назначали вместе, принимали участия в дебатах вместе, занимались опытами в его домашней лаборатории и то вместе. Сам я в электронике не смыслю, но руки у меня растут откуда надо. Карл поставлял идеи, я следовал его инструкциям Было весело; все, чем мы вместе занимались, было весело. У стариков Карла, конечно, не было столько денег, как; у моего отца, но для нас это не имело значения. Когда мой отец подарил мне на четырнадцатилетие «роллекс», часы в равной степени принадлежали и Карлу; так же как и лаборатория в подвале его дома — мне.
Так что когда Карл сообщил мне, что после школы не собирается продолжать образование, а сначала пойдет в армию, я чуть не подавился. Он на самом деле намеревался так поступить. Похоже, он считает такой поступок естественным, верным и очевидным
Вот я и сказал ему, что пойду вместе с ним.
Он странно покосился на меня:
— Твой старик тебе не позволит.
— Ха! Как он сможет меня остановить?
Разумеется, ничего бы у него не получилось, по крайней мере по закону. Это первое (и возможно, последнее) решение, которое каждый принимает абсолютно независимо; когда парню или девчонке стукнет восемнадцать, он или она могут пойти добровольцем, и никто ничего сказать не сможет.
— Еще увидишь,— хмыкнул Карл и сменил тему.
Но вскоре я осторожно заговорил на эту тему с отцом.
Он отложил газету и сигару и уставился на меня.
— Сынок, ты с ума сошел?
Я пробормотал, что вроде бы нет.