Звездный час

– Да-да, – снисходительно улыбнулась Шахматова, подавая Лизе бокал с мартини. – Подарок на долгую память. Мы с Евгением большие друзья. – И она прибавила с ноткой наигранной грусти: – Теперь уже просто друзья…

Лизу так и подмывало спросить: «А не от вас ли он получил золотой портсигар?» Несмотря на последнюю оговорку, от слов Шахматовой она мысленно дергалась, как от уколов иголкой. Да еще и отсутствие всяких следов ревности со стороны хозяйки, будто та не допускала и мысли, что Лиза может стать ей соперницей! Казалось бы, именно это подтверждало, что если у Шахматовой когда-то был с Левандовским роман, то все осталось в прошлом – да и дата на серебряной пластинке стояла не слишком свежая: 1936 год, – но не зря же этот портрет до сих пор находился тут, где Зинаида могла любоваться им не один раз на дню!

Подозрения Лизы отчасти рассеялись лишь после того, как Зинаида проводила ее в свою спальню, чтобы гостья могла привести себя в порядок, и там на туалетном столике обнаружилась еще одна мужская фотография: красавец офицер в морской форме на фоне могучих орудий боевого корабля – не то крейсера, не то миноносца. «Не эти ли пушки я слышала утром?» – подумала Лиза. А Шахматова, не собираясь ничего скрывать, объяснила:

– Это Ростислав Барсов, командир крейсера «Слава». Сын великого князя Михаила.

– Надо же, тот самый Барсов! – изумилась Лиза, второй раз за день слышавшая это имя, что давало повод задуматься – нет ли и здесь какой-то скрытой связи? – Выходит, он тоже ваш хороший знакомый?

– О да, – кивнула Зинаида не без гордости. – Даже можно сказать, очень хороший…

Ревность отчасти отступила, вытесненная завистью. Ну почему таким, как Зинаида, достаются самые лучшие мужчины? Почему такие, как она, и пальцем не шевельнув, получают положение в обществе, почет и счастье – все то, что другим приходится добывать упорным трудом? «Ну что же, – твердила себе Лиза, – охмури в самом деле князя Монако, и будет тебе и почет, и все на свете». Однако сама мысль о подобном варианте почему-то вызывала у нее живейшее отвращение, хотя, если подумать, надежды на то, ради чего она готова была отказаться от такой блестящей партии, таяли с каждой минутой. Казалось бы, тогда, на пляже, все так прекрасно начиналось, а затем, не успев толком сплестись, по ее же собственной дурости безвозвратно порвалось, разбилось и полетело в какую-то пропасть – быстрее, чем валился бы под откос «мерседес» Левандовского, если бы на его пути не попалась каменная стенка…

Видимо, дело было во внезапном переходе к покою от нервной суеты, донимавшей Лизу с того самого момента, как она увидела в кустах труп репортера. Почувствовала себя в безопасности, расслабилась, вот на смену напряжению и пришла меланхолия, не оставившая Лизу и тогда, когда они вместе с хозяйкой расположились на широком балконе, выходившем на бассейн, без которого, конечно, никак не мог обойтись такой фешенебельный отель.

Мартини после первого же глотка ударил в голову, ноги враз отяжелели, будто в них перетекла вся скопившаяся на душе тревога, и Лизу оставили все желания – ей хватало того, что она сидит здесь, лениво слушая, как внизу с шумом и смехом плещутся девушки, которых ядовито-лазурная вода бассейна прельщала сильнее, нежели соленые морские волны. Уже накупавшиеся сильфиды разлеглись вокруг бассейна, с невинным бесстыдством выставив напоказ стройные ноги и гладкие бедра, соблазнявшие взгляд блеском непросохших капель на загорелой коже, а гибко шнырявшие меж юными телами официанты вкладывали в требовательно протянутые руки запотевшие бокалы с торчащими из них соломинками. Однако Шахматова затащила свою гостью сюда совсем не для того, чтобы любоваться этим зрелищем.

– Ну, а теперь выкладывайте, Лизонька! – потребовала она, закурив сигарету через длиннейший мундштук. – Что у вас там с Евгением приключилось? У меня, знаете, дурная привычка – все, что его касается, до сих пор принимать близко к сердцу…

Может, был виноват алкоголь, а может, просто хотелось выговориться – не важно кому, хотя бы и злейшей сопернице, – но у Лизы развязался язык, и она подробно описала, что произошло с ней и Левандовским на Верхнем шоссе. Зинаида, забыв о своем высокомерии, слушала ее очень внимательно, а после того, как Лиза завершила рассказ упоминанием о сломанной тяге, воскликнула:

– Однако, Лизонька! Да вы, почитай, сегодня второй раз родились! Вот это везение так везение! И нам за это непременно надо выпить!

Лиза слишком утомилась и перенервничала, чтобы снова впадать в транс при мысли о том, что из-за бондаренковских козней ее с Левандовским ждала верная гибель. Она лишь небрежно заметила:

– Слава богу, я все-таки Тургенева, а не Лермонтова…

Шахматова подняла брови. Лиза объяснилась:

– Я в четырнадцатом году родилась, ровно в тот день, когда австрийского эрцгерцога убили…

– А-а… – дошло до Зинаиды. – Постучите по деревяшке, год еще не кончился! Кстати, мне уже давно хотелось узнать: вы из каких Тургеневых будете? Не родственница ли Ивана Сергеевича?