Звездные гусары: из записок корнета Ливанова

Он говорил так просто и так властно, что я, также не теряя времени на разговоры, отвернулся и вытащил из сумки небольшой прибор. Я протянул его Бельскому. Он схватил и мгновенно сунул себе под куртку.

– Батарея заряжена? – спросил он.

– Я заряжал перед отъездом… Дня на два хватит.

– Большего и не требуется, – сказал Бельский. – Теперь слушайте. Скоро случится так, что две банды, которые тут разбойничают, схлестнутся на берегу Швенеляй. Река совершенно замерзла, так что сражение может состояться на любом из берегов, это не важно. Как только это произойдет, я подам сигнал. Вылавливать бандитов по одному – слишком долго и не получится; это будет единственный случай истребить их разом всех. Понадобится, думаю, не более дюжины глайдеров. Сделаете?

– Я передам полковнику, – обещал я.

– Хорошо, – сказал Бельский и повернул коня, чтобы ехать прочь.

– Кстати, – сказал я ему в спину, – я недавно с базы и виделся там с князем Зарницыным.

Я надеялся, что он остановится, чтобы расспросить меня подробнее, а заодно поведает мне и собственную версию истории, но Бельский лишь равнодушно махнул рукой и ускакал.

* * *

Выслушав мой подробный отчет о встрече с Бельским, полковник разволновался. Он несколько раз прошелся по кабинету и наконец сказал:

– Вы правильно поступили, отдав ему рацию! Я тоже не верю, чтобы русский офицер забыл о присяге и сделался вожаком бандитской шайки. Вряд ли его предложение – ловушка для нас. Скорее всего, он говорил искренне.

Был дан приказ – всем находиться в полной готовности и ждать сигнала от Бельского. И на второй день сигнал действительно пришел, так что мы разбежались по глайдерам и помчались в сторону Швенеляй.

В тот день нападало очень много снега и к вечеру ожидался буран. В смотровую щель я видел сплошную белизну; лучемет был готов к бою, и мне чудилось, что зеленые огоньки на приборной доске нетерпеливо подрагивают; на самом деле, разумеется, у меня немного рябило в глазах от тряски.

Затем белизну начали пятнать черные скачущие точки: мы приближались к месту сражения, и противник воспринимался нами уже визуально. В те секунды я менее всего думал о Бельском или о девушке-талисмане. Разумеется, мне не хотелось бы скосить из лучемета кого-то из них, но я надеялся, что этого не случится, – а если и случится, то, во всяком случае, ни один из нас не будет уверен в том, что убийца именно он.

Мы открыли огонь по противнику на короткой дистанции. Бандиты не успели разбежаться: их окружили и начали расстреливать. Впрочем, следует отдать им должное: они почти сразу оправились от неожиданности и попробовали дать нам отпор.

Сражение длилось минут десять, не более; скоро все было кончено. Один раз мне показалось, будто мой глайдер налетел на какую-то преграду или стукнулся о выступающее из земли бревно, но это совершенно не помешало мне выполнять задачу: лучемет работал исправно.

Темнеть начало сразу, без всякого перехода, без предупреждающих сумерек: в это время года буран налетает на Варуссу неожиданно и свирепствует по нескольку часов. От бандитов к тому моменту мало что оставалось; уцелевшие пытались спастись бегством, но было очевидно, что буран добьет их в пути.

Мне поступил приказ отходить. Я развернул машину и двинулся сквозь тьму и противодействующий ураганный ветер. И тут, спустя минут пять, глайдер несколько раз судорожно вздрогнул, опустился и застыл, чуть завалившись набок. В кабине сделалось тихо и, как будто прежде рев мотора препятствовал распространению запаха, отчетливо завоняло характерной кислинкой, какая остается после использования лучемета.

Я опустил руки на приборную доску и некоторое время вообще ни о чем не думал. Ветер выл и бесновался, и я слышал шлепки по корпусу глайдера: огромные глыбы снега приносило бураном, и они заваливали мою машину с каждой минутой все глубже.

В темноте и буре никто не заметит отсутствия моего глайдера. То, что я пропал, обнаружат только потом, когда все соберутся в расположении полка. И, пока буран не стихнет, на поиски не отправят ни одну машину – просто потому, что это бесполезно, да и опасно.

А это означает, что я могу умереть прежде, чем подоспеет помощь. Кислый запах означал одно: корпус пробит и пропускает воздух. Сейчас, впрочем, ветром всю кислятину уже выдуло. Печка старалась изо всех сил, но мотор заглох, а это значит, что скоро сядет и аккумулятор, и тогда в кабине будет так же холодно, как и снаружи.

У меня осталось часа два, не больше. Ни страха, ни тем более отчаяния я не чувствовал; мне было как-то все равно. Мысли текли сквозь голову, не затрагивая чувств. Мимоходом я подумал о Бельском: сумел ли он вырваться из окружения и примкнуть к нашим? Впрочем, какое мне дело до Бельского, когда мне и до себя-то самого дела никакого нет…

Так прошло полчаса. Я стал замерзать. Впрочем, холод пока был терпим. Я закутался во все куртки и коврики для сидений, какие только нашел в глайдере. Еще минут через двадцать я услышал, как лязгаю зубами. И почти сразу же до меня донесся еще один звук – еле слышный гул мотора: кто-то ехал сквозь буран.