Звезда Тухачевского

Тухачевский слушал и мысленно отмечал, насколько термины, употребляемые Троцким, далеки от принятых в военной стратегии и тактике. «Лавины»! Туманно и неконкретно!

— Пока что вы — командарм без армии, — продолжал Троцкий. — Вам предстоит ее сформировать. Я написал обращение к русским офицерам с призывом идти в Красную Армию. Без них нам не обойтись! Действуйте решительно и беспощадно! Армия сейчас — это за редким исключением сброд вооруженных, точнее, плохо вооруженных людей. Ее надо превратить в мощную организованную силу. Стальная дисциплина, беспощадная расправа с теми, кто пытается дезорганизовать армейские ряды. Всех этих дезертиров, паникеров, трусов, демагогов и изменников — вырвать с корнем!

Троцкий вдруг умолк, и тут же его озарила новая мысль.

— Вы знаете, что такое децимация? — Он произнес эти слова грозно, вперив загоревшиеся гневом глаза в Тухачевского.

— Кажется, это что-то из древнеримской истории, — не очень уверенно предположил Тухачевский.

— А я было причислил вас к интеллектуалам, — с нескрываемым разочарованием произнес Троцкий. — Впрочем, что такое децимация, вы обязаны знать как человек военный. Древние римляне широко применяли децимацию, когда это вызывалось чрезвычайными обстоятельствами.

— Вот теперь, кажется, вспомнил. — Тухачевский возрадовался, что не ударит лицом в грязь перед столь всеведущим наркомом. — Децимация — это когда из строя части, подозреваемой в совершении преступлений или в прямой измене, расстреливается каждый десятый.

— Вот именно! — с подъемом подхватил Троцкий. — Расстреливается каждый десятый, будь он трижды невиновен! Возьмите на вооружение этот безотказно действующий принцип, и вы увидите, сколь впечатляющими будут результаты! Помяните мое слово: без этого вам на фронте не выиграть ни единого сражения. Вы должны быть беспощадны, прочь слюнтяйство и сентиментальность! Пуля — каждому десятому, если полк осмелился бросить занимаемые позиции и обратился в панику! И не только. К стенке следует незамедлительно поставить командира и комиссара этой части! Вам не попадались на глаза прекрасные слова Камиля Демулена?[9] Он сказал, что готов обнять Свободу на горе трупов. Нам с вами предстоит сделать то же самое, это продиктовано революционной необходимостью. Все революции гибли оттого, что проявляли мягкосердечие к предателям и изменникам, к врагам народа.

Троцкий, говоря все это, все более и более возбуждался от своих слов. Наконец он умолк и обессиленно сел за стол. Но даже минута времени, пожертвованная на отдых, вызывала в нем глухое раздражение. Вот и сейчас он, схватив со стола какую-то бумажку, завертел ею едва ли не перед самым носом Тухачевского:

— И смотрите — не зазнавайтесь! Вы думаете, на вас свет сошелся клином? Вот тут мне притащили справку! Ознакомьтесь. — И, не ожидая, когда Тухачевский сам прочтет написанное, торопливо заговорил: — В моем распоряжении, милостивый государь, сейчас семьсот семьдесят пять генералов! Представляете? Да еще едва ли не тысяча полковников. А сколько офицеров Генштаба! Вот вы и пораскиньте мозгами: есть у товарища Троцкого из кого выбирать? А он, товарищ Троцкий, вместо умудренного опытом генерала ставит на армию поручика. Это, дорогой товарищ поручик-коммунист, понимать надо! Генерал — это выживший из ума полковник. А полковник — одряхлевший поручик. Нам нужны молодые кадры, охваченные жаждой славы!

Троцкий бросил стремительный взгляд на часы.

— Однако нам пора к Ильичу.

Несмотря на то что Тухачевский шел к Ленину не один — рядом и чуть впереди его размашисто, словно врываясь в открывавшееся перед ним пространство, шагал Троцкий, старательно изображавший походку бывалого военного, ему было как-то не по себе. Всю дорогу, даже уже тогда, когда они шли по кремлевскому коридору к кабинету вождя, тревожные мысли продолжали тесниться в его груди: как-то отнесется к нему Ильич, приглянется ли он ему, не задаст ли таких сложных вопросов, на которые он, Тухачевский, не сможет ответить, не посчитает ли его за молокососа, которому не то что армией — батальоном командовать рановато… И в то же время пытался успокоить себя: вряд ли Ленин не посчитается с рекомендацией самого Троцкого, да еще и в той адски сложной ситуации, в которой оказались большевики. Тут и самого дьявола призовешь на помощь!

И все же сомнения оставались, так как Тухачевский, разумеется, не был осведомлен об истинном отношении Ленина к Троцкому, отношении, которое конечно же могло меняться в ту или другую сторону в зависимости от времени и жизненных обстоятельств. Тухачевский конечно же был наслышан о том, что Ленин еще в дореволюционные годы обозвал Троцкого Иудушкой, но ведь именно он и назначал его на высокие посты. Тухачевский, естественно, не мог знать, какую оценку Льву Давидовичу позже даст вождь в беседе с Максимом Горьким: «А все-таки он не наш. Честолюбив. И есть в нем что-то нехорошее, от Лассаля».