Звезда на содержании

Мелькнула мысль, что молодец подбивает клинья к ней самой, но тут же эта мысль была изгнана из ее головы самым грубым и бесцеремонным образом:

– Да уж не тебя! Аннетку желаем-с, поняла, тетка?

Мадам Жужу почудилось, будто посетитель, даже не позаботившись размахнуться, изо всех сил стукнул ее в лоб. Конечно, он не двинулся с места, но в голове ощутимо загудело...

– Кого-с? – переспросила она тупо.

– Аннетку! – рявкнул гость. – Оглохла, что ль? Новенькую. Свеженькую. Она у тебя тут всего неделю, а может, чуточку более, но, надо быть, не вся обмята еще, не шибко потаскана. Тертых-то блядей мне не надобно, даже и не подсовывай, и глядеть не стану. Аннетку желаем, вот и весь сказ!

Мадам Жужу перевела дух, который было сперло в первую минуту, и смогла расклеить губы:

– А позвольте полюбопытствовать, вы, сударь, про Аннету откуда знаете?

– А твоя забота какая? – вытаращил глаза гость. – Тебе не все равно? Аннетку мне вынь да положь! – И захохотал, довольный каламбуром: – Вот именно, положь! И поскорей, слышь ты, тетка?

– Сударь, – проговорила мадам Жужу, сдерживаясь из последних сил, – соблаговолите объяснить, откуда вы знаете про Аннету. Не то... Не то я дворника за городовым пошлю.

Она брякнула первое, что на язык пришло, меньше всего надеясь, что угроза подействует на этого «красавчика», на котором, правду сказать, клейма ставить было негде... Однако он насторожился и даже пригнулся, словно хотел сделаться меньше ростом, а может быть, даже и незаметным.

– Ладно тебе, тетка! – молвил примирительно. – Чего ты скачешь, что карась на сковородке? Городового сразу... Прыткая больно! Я б тебе все обсказал, кто и что мне про Аннетку говорил, да беда, не знаю я, как того служивого звать-величать. Гусар такой был... усатый.

– Усатый? – переспросила мадам Жужу. – Гусар? В мундире?

– А как же! – солидно кивнул гость. – Само собой!

– И где же вы встретились с этим гусаром?

– Да где-где! Известное дело! В кабаке! Знаешь небось «Бочку» на пристани? Ее Тимофеич держит, ну, рыжий такой, будто огнем обжаренный, его так и кличут – Паленый! Вот там я гусара и встретил вчера. Только что с твоего притона пришел, еще не в себе от Аннетки был. Ну и начал соловьем заливаться: мол, такая-сякая-немазаная... Я губу-то и раскатал! Ну припало – аж не могу! Штаны порвутся, коли Аннетку мне не предоставишь, слышь, тетка!

Мадам Жужу смотрела на него не мигая. Гость врал как сивый мерин, врал и не краснел. Глаза у него были бесстыжие, чистые-чистые!

Все про него мигом стало ясно мадам Жужу. Не зря она чуяла фальшивку. Вот и проговорился, Он, конечно, завсегдатай этого портового кабака, в который шляются одни только грузчики. Наверняка и сам грузчик. Но откуда у него взялось это приличное, более чем приличное платье?

Да ладно, ограбил кого-нибудь, всего-то и делов, для таких, как он, это раз плюнуть.

Но все прочее...

Гусар – в мундире! – в кабаке у какого-то рыжего Тимофеича на пристани рассказывал ему про Аннетку, с которой только что забавлялся в постели! Чушь, тут каждое слово было чушью! Ну, может, и имелся какой-то кабак близ пристани, и, очень даже запросто, держал его рыжий кабатчик по прозванью Тимофеич, но чтоб туда сунулся одетый по форме гусар... При тех порядках, которые в городе N наводило воинское начальство, это было бы сущим самоубийством. Вмиг разжаловали бы – и на Кавказ!

Ну хорошо, предположим, все же сыскался какой-никакой самоубийца и, рискнув угодить под разжалование, потащился на пристань, где в кабаке напился и начал хвастать своей удалью молодецкою, обретенной в постели у шлюхи Аннетки. И возбудил этого вора так, что он и сам Аннетку страстно возжелал. Но ведь это вранье! Никто, ни гусар, ни штатский, не мог похваляться своими успехами у Аннеты просто потому, что ее никто и в глаза не видел! Она исчезла, исчезла бесследно, и все поиски, предпринятые мадам Жужу, были напрасны. Создавалось впечатление, будто она искала не живую девушку, а вчерашний день, гонялась за призраком, за дуновением, за развеявшимся ароматом! Конечно, что и говорить, все эти поиски были не слишком действенны, ведь их приходилось предпринимать тайно от всех – и от полиции, и от господина Хвощинского. И как ни хотелось мадам Жужу просто-напросто послать к Хвощинскому, чтобы удостовериться: Анюта не воротилась под крылышко опекуна, – она не могла: ведь Константин Константинович мигом потребовал бы у мадам Жужу вернуть деньги, которые определял на содержание своей подопечной. Он ведь весьма прижимист, не сказать – скуп, этот господин Хвощинский, хотя на себя средств не жалеет! Стоит вспомнить его модные, порою не по годам и не по положению, франтоватые галстухи, перчатки, сапоги. А чего стоит запах самой дорогой и подлинной кельнской воды?

Что?!

Мадам Жужу тихо ахнула. Чуткие ноздри ее затрепетали. Она забыла обо всем на свете и о мыслях своих, зато она вспомнила... зато вспомнила, где слышала прежде именно этот аромат, который насторожил ее в госте... кельнская вода... Хвощинский!