Звезда моей судьбы

– Но я не привыкла езд… Ой, извините, летать на эльфах! – Смущение Ребекки было столь велико, что Лаллэдрин тоже начал снисходительно улыбаться против собственной воли.

– Что найду я в Огненных землях? – шепнула я на ухо своему учителю, улучив подходящий момент.

Маг ответил мне задумчивым взглядом.

– Возможно, ничего, – поучительно ответствовал он. – Возможно, смерть! Но я предпочитаю верить, что, вплотную подходя к самому ответственному моменту своей судьбы, каждый из нас получает то, чего заслуживает. То, что наработал заранее, совершая плохие или хорошие поступки. Полагаю, именно это и ждет тебя там, моя дорогая девочка.

Я нерешительно кивнула, восхищенная его мудростью. Жизнь – это вечность в миниатюре, и, кажется, я уже почти достигла ее переломной точки, в коей перестают иметь значение наши личные прихоти и душа отдается на суд изначальным истинам: совести, справедливости, чести и любви. Признаюсь, я очень страшилась встретиться с ними лицом к лицу, но прекрасно понимала – эта встреча предрешена заранее.

– Не бойся! – подбодрил Лаллэдрин, точно угадав суть обуревающих меня сомнений. – Верь в себя и никогда не забывай о правиле трех «эн»…

– Каких? – не поняла я.

– Нет ничего невозможного! – подсказал он и почти отстраненно погладил меня по плечу мягким напутственным жестом, словно подталкивая вперед, навстречу неизбежному.

Я прикрыла ладонью свои воспаленные глаза и пытливо всмотрелась в даль. Раскалившийся от невыносимой жары воздух колебался густым, душным маревом, высасывая из меня последние силы. Да, воздух здесь был настолько плотным, что возможность полета полностью исключалась: меня сбрасывало обратно на песок и словно прижимало тяжелой, неподъемной плитой. Оставалось одно – медленно брести по бесконечной желтой равнине, волоча за собой мешок с пожитками. Далеко к горизонту простиралась ничейная земля, бесплодная, будто бы истощенная стычками минувшей войны, поросшая пыльной травою и корявым кустарником. Бесприютная земля без поселений. Земля, пригодная лишь для того, чтобы затеряться и забыть свое имя.

Сшитый из воловьей шкуры бурдюк я наполнила водой из ключа, обложенного камнями. Ковровый мешок, стянутый шнурком у горловины и вместивший все мое имущество, сначала перекинула через плечо, а потом просто волокла за собой, вздымая клубы пыли. Шла весь световой день. Почва становилась все суше, глинистей, покрывалась трещинами. Изредка скользила между камнями ящерка, а из-под кустов, придавленных к земле жарой, раздавалось гневное шипение змеи – вот и вся жизнь, которая мне попадалась. В сумерках я свернулась в клубок прямо на земле, подобрав ноги под меховой плащ, благо ночь здесь не была так убийственно холодна, как это обычно случается в пустыне. В душу мне смотрели неподвижные незнакомые звезды. Одну из них я нарекла именем Ардена и придерживалась ее, словно ориентира. Мне померещилось, будто некая прозрачная тень скользнула кверху, поколебав их свечение, когда я произнесла про себя его имя, и растворилась во тьме.

Бурдюк похудел наполовину, хотя я оказалась достаточно умна, чтобы не пить в самую жару, – только смачивала среди дня губы. Новая вода попалась мне лишь однажды и оказалась отвратительно горькой – здешняя земля уже не знала источников. Теперь я понимала, почему ее назвали Огненной.

И еще сутки пути. Тут, на равнине, невыносимая жара перемежалась с холодным ветром, а поэтому мне приходилось и днем идти в подаренной Лаллэдрином овчине. Голову я еще вчера обернула шарфом, а сегодня прикрыла им и лицо по самые глаза, чтобы не секло кожу каленым песком и льдистыми иглами, которые приносил с собой ветер. Набрела на высохшее деревце и срезала посох – небольшой нож неотлучно находился со мной, лежал в нагрудном кармане камзола. Все вещи казались мне живой частью моего тела, только вот тело это постепенно теряло имя и осознание себя.

Уже в конце третьего дня, когда у меня почти не оставалось желания идти, вдали показалась купа деревьев. Я сбросила на землю суму и бурдюк, пустой еще с утра, рассудив так: если будет чем его наполнить, то не так далеко и вернуться. Вытряхнула птицам и ящерицам остатки еды – не это являлось сейчас моей жизнью. Ножны со стилетом сунула за пазуху. Взяла с собой также меч и эльфийские артефакты. Шла дальше, изо всех сил налегая на палку и зная: упади я сейчас – и больше мне уже не подняться. Меня вели вера, надежда и любовь…