Звезда моей судьбы

Поначалу ветер пробовал бороться со мной, не желая принимать навязанную ему дружбу. Но, камнем падая вниз и ощущая приближающуюся землю, я сорвала с шеи нить с двумя оставшимися жемчужинами, наугад выбрала одну и предложила ее ветру, протягивая на раскрытой ладони… И ветер принял мой дар! Он мягким языком дотронулся до моей руки, забирая у меня слезу Эврелики, а затем сыто заурчал, словно прирученный хищник. Тонкой струйкой втянувшись в кулон «Ловец ветра», он замер там, свернувшись в тихий сонный клубок. Затянутое облаками небо немедленно прояснилось, осветившись мириадами золотистых звездочек, закружившихся вокруг меня веселым, шебутным хороводом. А я, забыв все свои страхи, еще недавно мешавшие мне летать, упоенно парила над Дархэмом, подчинившись опьянению бескрайних просторов, раскинувшихся подо мной во всем великолепии.

Я пока еще не понимала, что именно обрела, поднявшись в небо: одиночество, свободу или новую обязанность? Не знала, зачем и почему распахнулись мои доселе слабые крылья. Наверное, моя крылатая ипостась тоже несет в себе какой-то особый смысл, который мне когда-то придется постичь. Ну а пока я просто летела, прислушиваясь к напевам раковины, тихонько журчащей у меня в кармане:

Опять одна! Во благо, несомненно…
Я здесь подобна чистоте холста,
Ни мыслей, ни эмоций – пустота,
Меня приемлет неба чистота,
Вверх вознося и гордо, и смиренно.

Смеяться или плакать – не пойму…
Меж двух миров стираются границы…
Отточен слог, исписаны страницы,
В моей груди забилось сердце птицы…
Зачем? То неизвестно никому.

Лети, дыши, не будь такой печальной,
Танцуй в потоке жизни без границ,
Вокруг тебя так много мертвых лиц,
Зачахших от бесплодных небылиц,
Однако ты бессмертна изначально.

Ты плоть от плоти света и любви,
Разорваны тобой оковы тела,
Осознанностью мысли, слова, дела
Ты соверши все то, что так хотела, —
И в жизни смысл небесный прояви…

А потом я опустилась вниз, к основанию башни, и ласково расцеловала ожидающих меня эльфов, тех, кто отважился расправить крылья и смело подняться в небо, сменившее гнев на милость. В небо, наконец-то принявшее своих отвергнутых детей.

«Верни их в небо!» – просил меня умирающий жрец бога Шарро, и вот теперь я выполнила его просьбу. Несчастные озлобленные эльфы из клана Полуночных все-таки поняли: когда перед нами закрывается одна дверь, ведущая к счастью, то в тот же миг открывается другая. А мы часто ее не замечаем, уставившись горестным взглядом в крепко запертую дверь… В очередной раз я убедилась, что люди готовы (и более того – страстно хотят) отвечать добром на добро… Просто поначалу все немного робеют, поэтому терпеливо ждут того, кто начнет делать это первым.

– Посмотри на свою звезду! – ахнула Ребекка, принимая меня в свои крепкие объятия.

– Что с ней? – запоздало испугалась я, принимаясь ощупывать амулет. Не разбила ли?..

– Посмотри! – потребовал Беонир, подпирая меня надежным плечом.

Лаллэдрин чуть приподнял привешенный к цепочке амулет, и я с восторгом увидела, что еще один луч моего хрустального сокровища налился чистым небесным сиянием! И тогда я поняла, что это может означать только одно: мое четвертое испытание уже пройдено!

А вслед за этим пришла жуткая усталость: навалилась могильным камнем, беспощадно подминая меня под себя, выкручивая не привыкшие к полетам суставы и корежа крылья, налитые дикой болью. Помню Лаллэдрина, несшего меня на руках и вполголоса бормочущего что-то успокаивающее… Еще помню всех своих сестриц (конечно, кроме куда-то запропастившейся Эвридики), затащивших мое почти бесчувственное тело к себе в покои, приготовивших тазы с нагретой воды. Помню мыло в яркой фольге и мягкие, пушистые полотенца. Меня бережно погрузили в теплую ванну, сбоку положили серебряную коробочку с душистой мазью и футляр с ножницами, пилочками, щеточками для волос, бровей и ресниц. На шагрени футляра был вытиснен узор, а на каждой стальной вещице виднелась золотая инкрустация. А я почему-то все не позволяла им расплетать свои многочисленные косички, скрепленные медными наконечниками. Наверное, я просто боялась вступать в новый этап жизни… И ведь не разрешила, так и осталась при своих косичках!