Звезда Давида

– Хватит, Гузель, не время слезы лить, не до того сейчас.

Он гладил её черные волосы. Платок сполз с головы, и Егор стал целовать голову, потом опустился до губ, а она всё лила слёзы, размазывая их по щекам, и они украсились грязными полосками. Она была смешной в таком виде, но Егор не стал смеяться, лишь шептал нежные слова и успокаивал.

* * *

Две недели спустя вверх по течению едва двигались три ладьи северных купцов, спешащих пройти опасные места. Гребцы с трудом выгребали, а купцы с остервенением матерились на паводок, который так сильно задерживает их путь.

– Неровен час татары объявятся! Будь они прокляты! Одно утешение, что головы не потеряли и живот сохранили! Похудевший, но есть всё же, Господи! – перекрестился купец, глядя в небо. Там весело бежали белые облачка, и синь, весенняя, чистая, радующая, сияла сверху, словно божья благодать.

– Вот и не гневи Господа, Матюха, – басовито говорил его приказчик. – Скажи спасибо, что хоть часть товара сохранил. Другие животов своих лишились, а кто и жизни был лишён, Господи! – тоже осенил себя крестным знамением.

– Эх, Ждан, Ждан! Твоя правда, да уж больно жалко добра-то! А так хорошо получалось, пока проклятые басурманы не решили отобрать у генуэзцев Тану[8].

– Не отобрали же. Стало быть, ещё не время. Татарам город слишком хорошо платит, а что они возьмут без италийцев? Шиш, да и только.

– Так всех купцов наших пограбили, Матюха! – в отчаянии возопил купец. – А что нас ждёт впереди? Всякий бродячий татарин может нас ещё грабануть.

– Так у нас грамота! Посмеют ли?

– Ещё как посмеют, ироды проклятые! Что им крымская грамота! Тьфу! – сплюнул Стогин Матвей за борт ладьи. И ветер отнёс плевок к носу судёнышка. – Давай лучше парус поднимать. Ветер, кажись, с полудня задувает. Эй, кормщик, чего ждёшь, болван? Гребцы давно ждут паруса. Истомились, поди!

Парус подняли, ладья побежала резвее, а гребцы в изнеможении повалились друг на друга, источая вонь грязных потных тел.

Всего на ладье было более пятнадцати человек. Под крышей из дерюги сложены товары, которых было вдвое меньше положенного. Там же в случае непогоды сидели купец с приказчиком, остальные накрывались чем попало и изрядно мокли и мёрзли, если погода была вроде теперешней.

Ледоход только закончился, но вода была высокой, а течение – сильным.

Близился вечер, однако кормщик не искал пристанища на ночь. Безопаснее ночевать на ладье, став на якорь где-нибудь в укромном затончике под ракитами.

– Эй, хозяин, – прокричал гребец, поднимаясь во весь рост. – Нам кто-то машет руками. Кричат, да далеко, не слыхать.

– Пусть машут. Татары западню надумали нам устроить. – Стогин чуть глянул на берег. Саженях в ста пятидесяти увидел двух всадников, стоящих на стременах и махающих шапками. – Не приставать!

– А вдруг наши? Беглые из татарского полона? – осмелился сказать гребец.

– Вот сам и пытайся им помочь. Прыгай в воду и посмотришь, что за люди.

Купцу никто не ответил, слыша в его словах часть правды. Шутить с таким не приходится. Ладья в молчании проползла мимо.

Остальные суда отстали на добрых триста шагов и лишь показались из-за мыска, тоже распустив паруса.

– Вон Никитич правит к берегу, – заметил кормщик. Указал рукой за корму и добавил: – С того станется. Да он и ближе к берегу идёт. Там течение потише.

– А ты ж чего по стрежню прёшь, дурья башка? – озлился купец.

Кормщик не ответил, понимая свою оплошность.

Вскоре все увидели, как ладья Никитича приспустила парус, приблизившись к берегу сажени на четыре. Видно было, как идут переговоры. Один из гребцов с сожалением проговорил:

– Жаль, что не слышно. Об чём разговор ведут? И кто те люди?

– Узнаешь, потерпи, Савка, – оборвал его товарищ. – Ещё хозяин накажет.

– А за что? – удивился Савка, но спорить не стал. Понял, что не стоит злить купца понапрасну. Потому говорил тихо.

То оказались наши беглецы-путешественники. Измученные и шатающиеся от слабости, они трудно сошли на землю и просили взять их к себе на ладью.

– Мы больше двух недель в пути, хозяин, Христа ради, – канючил Егор, подойдя к самой кромке воды, которая почти выступала из высоких берегов. – Мы и заплатить можем. И коней на корм можете взять, хоть и тощих, да всё ж мясо.

– Откуда бежите-то? – допытывался Никитич. – Из плена татарского?

– Не, хозяин, – убеждал Егор. – Не довелось испить чашу полона татарского. Мы ходили по Волге с торговыми делами. Да пришлось бросить всё и скрываться от напавших татар, хозяин. – Егор придумывал на ходу и подталкивал Гузель не перечить. – Все разбежались кто куда, а я вот с этой бабой оказался вместе. Добыли пару кляч и вот добрались до Дона-батюшки. А как далее-то и не знаем. Возьмите, хозяин, Христом Богом прошу. Обузой не будем. Я сам долго ходил по рекам, всё знаю да умею. Баба совсем изнемогла. Два раза с лошади падала от слабости. Возьми, а?

– Говоришь, можешь заплатить? – продолжал допытываться Никитич. – Сколько?

– Дак не знаю, хозяин. Твоя ладья, твоё и слово. Дак и коней отдам…

– Два рубля дашь? – прищурился Никитич.

– Лишь бы до места дотащил, хозяин. А кони?