В то же время он почувствовал жжение в груди и распахнул ворот. В рубиновых лучах талисмана руки и одежда казались залитыми кровью. Сияние Звезды усилилоось во много раз — вероятно, причиной тому была близость Дракона. Теперь талисман причинял нешуточную боль, однако боль послужила кнутом, который заставил Люгера двинуться с места.
Он пошел, ускоряя шаг, словно боялся, что Дзург опередит его. Он уже не думал об оружии, а также о том, понадобится ли ему лошадь.
Вскоре Люгер догнал тяжело ступавшего Кравиуса. В мутном зрачке мертвеца на миг блеснул огонек, и этого хватило, чтобы оживить застывшую маску. Пытаясь подавить страх в зародыше, Люгер тщетно убеждал себя, что он видел отражение Звезды, всего лишь отражение Звезды…
Он не был бы Стервятником, если бы в последний момент не пропустил
Дзурга вперед. Приходилось опасаться западни — и в таком случае у него по крайней мере останется призрачный шанс… Однако Дракон уже накрыл обоих, впустил, вобрал в себя, и скручивающиеся разноцветные струи переливались над ними, словно радужная арка нечеловеческого храма.
Слот смотрел по сторонам: пространство вокруг него подернулось рябью, будто он очутился на дне омута и над ним стремительно текла река. Потом он заметил, что искажаются расстояния, привычные очертания и пропорции собственного тела. То он видел носы своих сапог где-то под самым подбородком, то вдруг ноги вытягивались, делались длинными, как корабельные сосны, а голова, казалось, плыла над землей на высоте птичьего полета…
Кравиус-Дзург держался рядом и немного позади. Он оставлял за собой отравленный след: там, где он прошел, образовался темный коридор — какое-то твердеющее вещество чернело и съеживалось, отпадало порхающими лоскутами, точно гниющие листья.
Дыхание смерти… Стервятник ощутил его на себе. Оно навевало грезы. Слот погружался в неведомые глубины. В него вселились бесплотные существа. Он был ими всеми одновременно, и старина Люгер затерялся среди них — будто в комнате, где звучали сотни голосов, его голос оказался далеко не самым громким.
Он уже не понимал, что происходит снаружи, а что — внутри. Вроде бы ему открывались целые миры, бурлившие в котле творения, а затем вселенная замыкалась в тесноте его черепа, и тогда Стервятника охватывал ужас: каким-то невероятным образом он осознавал приближение собственного безумия…
Ему сделались доступны чужие воспоминания о событиях тысячелетней давности; он испытывал усиленные в сотни раз отчаяние и безысходность, от которых его охватывало оцепенение, а сердце превращалось в лед. Он слышал голоса и видел призраки тех, кто стал пылью много столетий назад; их боль и страдания, пронесенные сквозь годы, теперь терзали заново обретенную плоть. Как видно, прошлые времена были ничем не лучше нынешних — но вряд ли это могло послужить Стервятнику утешением…
Вместе с призраками погибших внутри Дракона (или хранимых Драконом — Люгер еще не знал этого) он блуждал по бесконечным туннелям; сквозь вуали, сотканные из трепетного света, проступала изнанка утраченной истории: иные эпохи, незнакомые города, давно стертые с лица земли, — но что хуже всего, до сих пор была сильна магия древних похитителей душ. Люгер стал их пленником.
Его человеческая сущность постепенно растворялась, пока не исчезла совсем. Тело воспринималось как обременительный груз, препятствующий окончательному слиянию с роящимся сонмом теней. Однако, кроме того, Люгер оставался крепко связан с амулетом, и уже не было сомнений: Звезда ЖИЛА в его груди и пила его кровь.
Какая-то часть сознания сохранилась в неприкосновенности, словно кристалл, преломляющий грезы, но не подверженный их влиянию. Благодаря этому Слот прикоснулся к тайнам, к которым не прикасался еще ни один человек, выживший после Катастрофы: памяти о гибели целого мира, создании ковчега из материи звезд, тысячелетнем движении в безжизненной пустоте, ужасающе длинном и ужасающе бесцельном существовании, о многих поколениях, принесенных в жертву будущему. Но невозможно ублажить беспощадное время…
Древний талисман оказался чем-то вроде печати. И когда эта печать была снята, Люгеру открылось знание. Он был неспособен постичь и принять его во всей полноте — оно звучало, как эхо непреодолимого проклятия, — но он соединился с призраками, населявшими ковчег, а они, тщетно обладавшие неуязвимостью, могли привести в действие легендарное оружие и дать Стервятнику власть над Драконом.
Однако прежде Люгер должен был РАЗБУДИТЬ его…
У него возникали странные мысли. Он и сам не понимал, откуда они берутся. Например, он вспомнил угрозы Странника и подумал о том, что ему позволили зайти так далеко с той же целью, с какой запускают в осажденный город больное чумой животное. Он совершит убийство, которое для него станет и самоубийством: уничтожит Дракона и «освободит» призраков. Но все это могло быть только отражением его собственного, чудовищно искаженного и гипертрофированного влечения к смерти. Он избежал этой ловушки. Ему достаточно было действовать, выполняя свое предназначение.