Зверь

— На кого? — окончательно расстроившись, поникнув, спросила я. — Саше я совершенно точно я не нужна, а ты вряд ли будешь сильно переживать, если со мной что-нибудь случиться.

— Посмотрим…

— В этот раз ты просто ошибся…

Не отвечая, он наклонился и, неожиданно, припечатал поцелуем мой лоб. — Поужинаем?

Вздохнув, я понуро побрела вслед за ним на кухню. Я не хотела задумываться над его словами, пытаясь отыскать в них крупицу надежды, которой совершенно точно нет.

С самого первого вечера в этом доме мы никогда не заговаривали с ним о Саше. Я точно знала, что они видятся и созваниваются с Сергеем каждый день, но я не хотела знать, как он легко, не вспоминая, продолжает жить без меня.

Наш совместный ужин прошел спокойно, в почти семейной, домашней обстановке. Первый раз за все время, живя здесь я полноценно поужинала.

Уже ночью, перед сном, еще раз вспомнив наш вечерний разговор я прошептала себе:

— Доверься ему…

В конце концов выбора то у меня все равно не было!

Влечение. Это самая обыкновенная страсть и ничего более! Вот что я чувствовал к ней. Только болезненная похоть!

«Просто желание!» — снова, и уже в который раз, повторил я сам себе. Сколько раз за все пятнадцать дней я повторял себе это?! Убедить себя никак не получалось… Ее большие серые глаза преследовали меня буквально повсюду, даже во сне, убивая горящей обидой в них.

Мне всегда казалось, что все эти, придуманные людьми, чувства — совершенно не мое. Жизнь в детском доме искоренила, убила во мне все человеческие слабости, сделав меня бесчувственнее и от этого, казалось, только сильнее.

Ни одна девушка до нее не смогла разбить эту стену отчуждения, холодности и неверия в чувства, ни одна не заставила пожалеть о том, кем я стал. Именно поэтому сейчас, бездумно глядя в потолок, мне было до одури смешно от того, что я не могу перестать думать о ней!

И вчера я попытался снова, в который раз, убедить себя в этом. Все, что для этого требовалось, — просто зайти к одной из своих бывших шлюх, расстегнуть штаны и смотреть, как великолепная брюнетка раболепно опускается передо мной на колени. Да, она делала минет очень умело, с наслаждением и рвением, ощущения от ее горячего, влажного ротика, заставляли мою кровь все быстрее бежать по венам…Только почему, когда я опустил глаза на ее темные волосы, не смог сдержать разочарованного стона, представив перед собой совершенно другие, ярко рыжие локоны?

«Маленькая…»

Сжав затылок девушки, жестко его зафиксировав, я продолжал уже с остервенением, грубо долбиться в ее алчный рот, но кончить смог, только думая о своей Лизе…

Почему-то, вместо ощущения эйфории после желанной разрядки, меня затопила волна злости и раздражительности? Я просто захлебнулся от досады…

И вот после всего этого я вернулся в свою пустую квартиру, как никогда ощущая ее звенящую пустоту. Одиночество буквально душило меня. Я никогда не думал, что Лиза, живя здесь, настолько заполняла ее… и мою душу. Везде все еще витал ее запах, почти физически ощущалось ее присутствие. Казалось, что сейчас она, по обыкновению, сбежит вниз по ступенькам, с искренней улыбкой встречая меня…

Но я так и оставался один, посреди холодного, неприветливого холла.

Эта тишина в квартире заполнила ее всю, включая и мою спальню. Она начала сводить меня с ума.

Я называл себя слабаком. Снова и снова изводил себя, мучил, унижая… Когда я пал так низко, что стал настолько зависим от женщины? Казалось, еще несколько месяцев назад, я был полностью неуязвим. А вот теперь, я, уничтожая себя, думаю о женщине, которую сам же грубо выгнал из своей жизни…

С Серым мы продолжали видеться каждый день. Ничего не изменилось в наших отношениях, но я никогда не заговаривал о ней. Но, безусловно, замечал, что он все чаще и чаще стал задерживаться дома, что было для него совсем не свойственно, быстрее пытался закончить работу, чтобы успеть к ужину… Хотя, какой к черту ужин, если он всегда ел в клубе?! Или в ресторанах, с очередной блондинкой…

Как давно я не видел рядом с ним блондинок?

Все эти вопросы роем пчел летали в моей голове, мучая меня, больно жаля.

Потому, что как только Сергей пропадал очередным вечером, меня начинала буквально пожирать ревность. Да, я наконец, честно признался себе, что впервые испытываю это ядовитое, невыносимое, съедающие мой мозг чувство.

Ревность — удел слабых. Когда ты ревнуешь, ты признаешь свою зависимость, полностью подчиняясь этому чувству. А я всегда дорожил своей свободой. Но только избавится от этой ноющей, сосущей ревности я уже не мог, сколько не внушал себе, что я поступил правильно, отдав ее другому мужчине.

Я бы мог простить ее… но в моем мире просто не было такого понятия!

Если ты оступился — должен заплатить. И так было всегда, с каждым, с самого моего детства. Я жил сам по таким принципам и требовал соблюдения этих принципов от окружающих меня людей. От всех! Это закон жизни.

Она оступилась и должна была заплатить…