Звенит слава в Киеве

— Очень далеко, княже. А товары их купить можно. Прикажи только. В Царьград они много привозят. Если ж самих купцов венецианских к Киеву привадить хочешь, надобно, чтоб из наших кто поначалу их по Днепру провёл. Вот хоть бы тот же Фёдор Кривой.

— Расчёту ему нет, — засмеялся Ярослав. — Куда верней товар тот самому скупить да нам с прибытком продать!

— И то верно, — улыбнулся Андрей.

— Можно другое спробовать, — задумчиво сказал Ярослав, — не поплывут ли киевские купчишки в Венецию? По русскому морю ходят же. Пусть бы в чужие края товары наши повезли.

— Ох, далеко, княже. Дорого те товары встанут, выгоды не будет. Да и море незнакомое…

— Ну, незнакомым морем наших не испугаешь. Ладно. То всё ещё впереди.

— Много, поди, и без Венеции мест, где русскими товарами торгуют…

— Много. Идут наши меха, воск, мёд и прочее добро во все стороны: и на север, за море Студёное, и в Царьград, и в Болгарию. Возят товары и на восток, в города козарские, в столицу ихнюю Итиль[19]… А взамен получаем мы ткани персидские, серебро арабское, мечи франкские и много другого, что надобно. Знают ли про Киев наш в чужих краях?

— Как не знать, княже? Богатым и многолюдным слывёт он повсюду. Вторым Царьградом зовут его. И твоё имя добре славится. Не зря же и король франкский по Анну к тебе прислал… Далеко слышна слава Киева… Долго ещё царствам европейским до него расти и по богатству, и по наукам. Генрих вон писать не обучен, да и дворяне придворные почти все пера в руках не держивали. А и порядку, как у тебя, в городах ихних и помину нет. Крестьянский да торговый люд ровно от волков в опаске живут…

— Анна-то как там? Хоть и пишет она, что привыкла, а несладко ей, поди?

— Было несладко, княже, хоть и не жаловалась она никогда — гордая очень. Ну, а теперь… теперь Филипп у неё.

— Характер свой не показывает ли? Горяча всегда была, своенравна…

— Горяча и теперь. Однако ж держит себя всегда пристойно, величество своё помнит. Умна Анна Ярославна, не по годам умна. Помнит, что королева она, а пуще того — что дочь Ярослава, князя Киевского. В тебя, пожалуй, удалась дочь, княже…

— Своенравием и я грешен, — улыбнулся князь, — да и горяч бывал смолоду. Теперь-то уж поунялся. Стишают годы нрав-то. Стихнет и Анна… О себе что ж ничего не расскажешь?

Зорко взглянул Ярослав на Андрея. Тот понял, что писала Анна об неудавшемся сватовстве его к Мадлене де Геменэ.

— Что обо мне говорить? Жил все эти годы одной надеждой, что ненадобен стану княжне и отпустит она меня домой. Нет мне жизни без Киева, княже…

— Да, не приживаются русские люди в чужих краях, — задумчиво сказал Ярослав, — не забыть им родной стороны. А останется буде кто — век свой тоскует. Иноземцы ж многие у нас, будто дома, живут. Вон варягов сколько на девках наших переженились, так ребята ихние, опричь материнской речи, другой и не ведают… Всё у нас ладно, Андрей, только надолго ли?

— О чём ты, княже?

— Об том, что стар я. Мало мне жить осталось…

— Господь милостив…

— Полно. Милость божья тут не поможет. Помру я скоро. А что после моей смерти станется, думать боюсь…

— Отчего ж так?

— А оттого, что пропасть может единство Руси Киевской. Слушай, Андрей. Много сыновей у меня, и каждому надел дать надобно. В Киеве сердцем хотел бы Всеволода оставить: умён, образован, смел, решителен, науку государственную превзошёл, с другими царствами наилучшим образом дела бы повёл…

— Чего ж лучше?

— Нельзя того. Не старший он. Обычаи ломать и князю не вольно. На Киевском столе Изяславу сидеть. Ему ж — Турово-Пинскую землю да Новгород. Святославу — Чернигов, Ростов, Суздаль, Белоозеро. Всеволод только Переяславль получит, Игорь — Волынь, Вячеслав — Смоленск…

— Обо всём подумал ты, княже.

— Обо всём. Только… будет ли лад? Не стали бы сыновья друг с другом спориться, упаси господь — промеж себя воевать, разорять войнами землю русскую. Не бывало того, чтоб каждый своим уделом доволен был. Видал я всё это, сам через то же прошёл…

Андрей молчал. Что он мог ответить? Да, своим уделом редкий человек довольствуется, а князья — особливо. Каждому захочется большего, чем имеет. Не разбили бы и впрямь на части великую, единую Русь Киевскую, собранную и возвеличенную их отцом и дедом.

Молчал и князь. В покое темнело, окна заголубели по-вечернему. Со двора слышались весёлые голоса теремных служителей, спешивших в поварню, к ужину.

— Хочу спросить тебя, — начал опять Ярослав, — ежели, не дай бог, сбудутся мои худые мысли, с кем ты остаться думаешь? Вроде с Всеволодом дружили вы. Не к нему ль пойдёшь?

Андрей вздохнул.

— Дозволь, княже, правду молвить…

— Говори.

— Так уж судьба моя сложилась, что твоею милостью всего я в жизни навидался. Устал я, княже. Ни с кем, коли дозволишь, не пойду. Злата и серебра у меня немало, и от твоих щедрот, и Анна Ярославна не обидела. Прожить хватит. Тишины, покоя хочу…

— Жениться не думаешь?

— Нет, княже.