Звенья разорванной цепи

Находя молчание слишком затянувшимся и даже неприличным, князь Мещерский обратился к супруге:

— Qu, est que t u pence de sette histoire? Il a besoin de notre aide? Ou non?

— Cette histoire me ne plait pas, — ответила она.

— Mais qu,est f faire?

— Donner conseil qualities a notre ami…[4]

В том, что поручик Екатеринославского кирасирского полка сейчас поведал им, и в том, что он утаил, виделось Флоре новое проявление кризиса, постигшего ее прославленную команду. Никогда прежде смелый и преданный делу богатырь Чернозуб в пристрастии к слабому полу замечен не был. Наоборот, он демонстрировал презрение к женщинам. В его глазах лишь одна прекрасная Анастасия Петровна, умевшая отлично стрелять, фехтовать, ездить верхом на бешеном своем жеребце Алмазе и ничего на свете не боявшаяся, возвышалась, подобно скале, над стадом, как он говорил, «безмозглых телок». И вот кирасир попался в сети к восточной телке. Впрочем, тому причиной мог быть и возраст. Буйная молодость миновала. Остапу Тарасовичу исполнилось тридцать восемь лет.

— Разве нельзя, добрый мой друг, — предложила ему Аржанова довольно-таки распространенный вариант у господ и крепостных, — тебе просто-напросто жить с этой самой Зухрой?

— А мои диты? — вдруг насупился Чернозуб. — Хиба ж це дило, шоб росли воны байстрюками, без роду-без племени? Шоб усякая вуличная шпана на их бы пальцамы указувала?.. Нет, я того не желаю!

Князь Мещерский решил вмешаться в беседу и, конечно, на стороне жены. Он строго разъяснил бывшему подчиненному:

— Не забывай, Остап, ты ведь — офицер Российской императорской армии. Ты должен испрашивать разрешение на брак у начальства. В рапорте необходимо указать имя невесты, ее происхождение, материальный достаток. Что ты напишешь там о турецкой невольнице?

— То-то и воно, ваш-выско-бродь, — грустно согласился поручик Чернозуб. — Потому зараз прийшов я до вас за советом. Бо чую, шо не даст свого дозволення командир гарнизонного севастопольского батальона подполковник Соколинский…

— Ну, сие не трудно, поручик, — сказала Аржанова. — На любого своенравного подполковника найдется полковник, а то и генерал.

— Мабуть, допомогните, ваш-выско-бродь? — с надеждой взглянул на нее Чернозуб и даже руку к груди прижал, поклонившись.

— Выход, конечно, есть.

— От це дуже добре, ваш-выско-бродь! — кирасир приободрился.

Аржанова взглянула на него испытующе: поймет ли он новую задачу, сможет ли ее исполнить? Все зависит от того, насколько послушна ему басурманка, а то ведь бывает и так, что полностью лишается соображения вроде бы зрелый, мужественный и разумный человек от этаких сексуальных экзерсисов с молоденькой стервой.

— Придется твоей Зухре креститься, то есть принять православие. — серьезно произнесла курская дворянка. — Иначе ничем ее дурную натуру не обратаешь. Потом буду просить за тебя самого капитана бригадирского ранга, Федора Федоровича Ушакова. Он-то человек добрый, ко многим сострадательный. Если, разумеется, не служить у него на корабле. Венчание — в городском храме во имя Святого Николая Угодника. Скажи ей о том, чужестранке…

— Та важко мени з нею объясняться, ваш-выско-бродь, — признался храбрый кирасир.

— А в постели как объясняешься? — не удержалась от колкости Анастасия.

Казак Полтавской губернии густо покраснел:

— Тамо ничого объяснять ей нэ трэба. Усе сама знае. Тильки повертайся з нею, да не зевай!..

Услыхав такой откровенный ответ, князь и княгиня Мещерские рассмеялись. Вторая часть обеда с компотом и яблочным пирогом прошла в непринужденной обстановке. Аржанова рассказала поручику Чернозубу, что прибыла новая инструкция из Санкт-Петербурга и согласно ей придется им снова путешествовать по побережью Крымского полуострова. Начинать Флора думает с западной стороны, с Гезлеве, ныне именуемом Евпаторией…

Аржанова очень любила крымскую степь, но только — весной, в апреле и мае, пока жаркое южное солнце не иссушит тр'aвы, бархатным ковром ее покрывающие. На этом зеленом бархатном ковре проступали дивные узоры: то поля лиловых фиалок, то всплески бело-желтых ромашек, то острова красных тюльпанов, то прогалины светло-лиловых крокусов.

На двух баркасах они сначала переправили лошадей, строевых и вьючных, через главный севастопольский рейд на Северную сторону. Потом оседлали, сели и поехали по степной грунтовой дороге на запад. Слева за рыжими невысокими холмами виднелось море, омывающее песчаные берега возле деревни Учкуевка. Справа расстилалась неоглядная широкая степь. Жаворонки, празднуя весну, пели где-то высоко в голубом небе, а степь цвела, жила, дышала благоуханным морским воздухом полуденного края. Аржанова вдохнула его всей грудью и захотела сама, как жаворонок, взлететь над бесконечным простором.