Зуд Гималаев

Она легла и раздвинула ноги.

– Давай, иначе я тебя изнасилую! Ты хочешь, чтобы я умерла?

Увидев, что стало с его рукой, она потянулась к тумбочке, взяла стопку салфеток, зажала ее в зубах и вцепилась пальцами в изголовье кровати.

Кряхтя и постанывая, он повернулся к ней, но увидев то, что открылось ему между ее ног, немедленно переменился.

Он сосал, лизал, в исступлении работая пальцами внутри тесного и горячего влагалища, и как будто извлекал вожделенный сок, на вкус он был сладкий с легкой солоноватостью, это можно было сравнить с малосольными арбузами, которые на его родине в Башкирии засаливали в бочках, но тоньше и намного вкуснее. Она уже несколько раз напрягалась, дрожа всем телом и издавая заглушенные салфетками стоны, а он все не мог остановиться. Наконец, он бросился на нее с новой эрекцией, вошел и мощными точками стал ритмично загонять ее в полное безумие. Этот последний оргазм был особенно долгим, как поцелуй, когда уже не хватает воздуха, и наступает гипоксия головного мозга. Они лежали, оглушенные взрывной волной и придавленные обломками здания.

Было очень тихо, ему показалось, что она не дышит.

– Надо срочно выпить, – хрипло прошептал он, но не смог не только подняться, а даже пошевелиться.

– Я убью тебя, ты убил меня, нас убьют,– едва слышно отозвалась Алина, не открывая глаза.

– Надо вставать, Алина, иначе нас точно убьют.

– Не называй меня по имени, сволочь. Я больше не могу.

– Я тоже. Надо вставать.

В голове гудело и все плыло. Евгений поднялся, но, пошатнувшись, упал, и снова поднялся. Координация движений была нарушена, притом что речевая функция сохранилась.

– Ты хоть понимаешь, что надо идти в душ? – простонала она.– От нас такой запах, что они все поймут, а вода уже холодная.

«Они и так все поймут», – подумал Евгений, но не ответил, а за столом сделали вид, что не поняли и даже не заметили их долгого отсутствия. Завладев спасительной бутылкой, он стал жадно пить. Алина сидела неподвижно как изваяние с застывшей, бессмысленной улыбкой. Евгений затеял пьяный спор, не испытывая никакого опьянения. Единственное, чего он достиг употреблением спиртного – это изжога. Потом он стал икать и, воспользовавшись этим как предлогом, откланялся.

На следующее утро его разбудил непалец-портье. Вчера он добрался до дома на рикше, и едва дотянув до кровати, рухнул не в силах раздеться и всю ночь проспал в одежде. Теперь к нему кто-то пришел.

Это были Василий, Игорь и Михаил.

Ночью Алине стало плохо, ей нездоровится, в горы идти она не может, а от непальского врача отказывается, не мог бы он позаботиться о ней, пока они не вернутся через неделю. Евгений ответил, что да, конечно, удачного восхождения.

Когда они ушли, он еще долго лежал, уставившись в потолок, но мысли не шли или, едва придя в голову, рассеивались, так что пришлось подниматься. Евгений умылся, побрился холодной водой, оделся и, заказав в номер кофе, стал раздумывать о своем положении.

Первой и наиболее разумной мыслью было пуститься в бега. Как они нашли его? Вероятно, вчера он сказал, где живет, наверное, сказал, и это было непростительной глупостью. Значит, теперь придется менять номер, гестхауз, но этого мало. Может быть, стоит уехать из города хотя бы на несколько дней, например, в Покару.

Так он сидел и раздумывал, заказывая чашку за чашкой.

Потом отправился позавтракать в уличную забегаловку на Четтрапати-чоук, где готовили вкуснейшие самосы – пирожки в виде пирамидок из сладкого хрустящего теста с картофельно-чечевичной начинкой, жареные во фритюре и подаваемые со сладким, обжигающе острым соусом.

Плотно позавтракав, Евгений направился в сторону Дурбар сквер, там забрался на пирамиду храма и сидя наверху, грустным прощальным взглядом смотрел на площадь. Уезжать не хотелось, но надо было бежать.