Зубы дракона

Тут они соврали: рядом с верхней площадкой лестницы, на заборе, тихо млела на солнце рыжая пушистая кошечка; совесть моя этот момент зевнула, и нежная, милая киска… даже вякнуть не успела.

* * *

Калорийности в кошке от силы на двадцать копеек. Без учета инфляции. Но настроение благодушной сытости тем не менее наполнило душу до краев. А может, сказалась реакция на благополучное окончание почти смертельного приключения. И вот сидел я под раскидистой шелковицей, греясь на утреннем солнышке, и лениво думал о том, что делать со Стивой.

Манерная сия девица, увидев меня рядом с Колодцем, мгновенно утеряла всякую томность и с ловкостью мартышки взметнулась на самую макушку дерева. Макушка оказалась тонкой, и постоянно раскачивалась из стороны в сторону. Стива держалась за нее хваткой медвежьего капкана и непрерывно орала двухтональной полицейской сиреной: то есть, на вдохе у нее получалось «У-у-у!», а на выдохе — «А-а-а!». И так без перерыва: «у-у-у-а-а-а-у-у-у-а-а-а!..» Ни дать ни взять — гаишник, опаздывающий домой на обед.

Сперва появилась мысль просто уйти. Но Стива, явно очень плохо воспринимавшая реальность, могла, увидев мой уход, поторопиться со спуском. Или, говоря по-русски, просто сигануть с дерева. Еще ноги переломает…

Можно было попытаться ее снять, но, боюсь, увидев как я лезу на дерево, девица могла рискнуть забраться еще выше, несмотря на отсутствие там ветвей. Итог аналогичен первому варианту.

Еще я мог перегрызть дерево. Но такое зрелище из класса ночных кошмаров способно вызвать шок и у человека с куда более крепкой нервной системой. Оставалось последнее: ждать, пока она сама успокоится. Что, посапывая от трудолюбия, я и делал, жмурясь на небо и слушая пение «нимфы» этого дерева.

— Здравствуй, Лунный Дракон.

В первый миг я не узнал его голоса, но потом в радостном изумлении открыл глаза.

— Чегай?

Парень спокойно, по-доброму, улыбался; он стоял, широко расставив ноги, подтянутый, стройный, и отнюдь не напоминал испуганного заморыша, что бросили мне в камеру несколько дней назад.

— Это я. Я хочу поблагодарить тебя.

— Ты меня не боишься?

— Нет, конечно. У тебя губы в крови.

— Надо умыться…

— Я не об этом. Если у дракона губы в крови, значит он только что поел. В этот день его можно не бояться.

— Чего ж тогда эта девица скулит там на макушке?

— Дикари, — он небрежно пожал плечами.

— Тогда давай прогуляемся немного? Может, увидев, что я тебя не слопал, она немного успокоиться.

— Хорошо.

Я поднялся на ноги, и мы неторопливо направились в сторону Поющего Моста.

— Чегай, ты где жил эти дни? Не похоже, чтобы бродяжничал…

— Первую ночь спал в воде, в котле рядом с одним из домов. К утру холодно было, но зато комары не кусали.

— С головой, что ли в воде?

— Да нет, — засмеялся он, — голову обмотал рапсодией. Зудели комары много, но укусов ни одного. Потом к вечернему костру вышел, познакомился. А ты как?

— На Поющем Мосту спал. Тоже холодно, но комаров ветром сдувает. О, палица! — Моя золотая палица валялась рядом с обрывом. Наверно, потерял, пока за Маем гонялся. — Без нее как-то пустовато.

— Послушай, Лунный Дракон… — Чегай замялся.

— А почему Лунный Дракон?

— Ты ведь с Луны пришел? Значит не просто дракон. И ты не стал меня убивать. Ты меня спас. Я благодарен тебе. И род Че сохранит в памяти твой поступок… — он опять на секунду запнулся, а потом четко произнес. — Род Че отныне всегда готов предоставить тебе кров, пищу и защиту, отныне и до последнего часа Вселенной!

Слова его прозвучали ритуальной клятвой, и я ответил с возможной искренностью:

— Я благодарю тебя и род Че.

— А теперь, прощай, Лунный Дракон. Я ухожу.

— Куда?

— Здесь больше нет плоти. Но даже если я просто пройду путь посвящения, то это все равно даст новую славу нашему роду. Я ухожу домой.

— Как? Лестница разрушена!

— Предки поднимались еще в те времена, когда лестницы не было. Так заберусь. — За разговором мы незаметно пришли на ту поляну, где Тхеу сажала сочную маголу. — Прощай, Лунный Дракон.

— Прощай, Чегай из рода Че.

Он повернулся к стене и довольно шустро полез вверх. Примерно полчаса парень поднимался легко, потом движения его замедлились. Он тщательно выбирал, за какой выступ зацепиться, куда поставить ногу. Фигурка становилась маленькой, почти игрушечной. На высоте метров пятьдесят фигурка застыла, рассеянно шаря по сторонам. Он не мог найти, за что зацепиться!

— Эй, давай! Держись! — что еще можно посоветовать? Не видно ж снизу ни хрена!

И, еще не осознавая идиотизма и непоправимости своего шага, я подскочил к стене и лихорадочно закарабкался вверх по скале.

Внизу камень был изрядно оббит, испещрен трещинами и вполне заменял снесенную лестницу. Но по мере подъема количество естественных ступенек резко снижалось. Каждый шаг приходилось взвешивать и рассчитывать. На довольно долгое время я вообще забыл о смысле происходящего, полностью уйдя в оценку надежности щелочек и выступов, а в себя пришел, услышав над головой тихий скулеж.

— Мамочка, не могу больше… Ой, мамочка не могу…