– Да какая разница? – Она нахмурилась. – Если никто на нас не смотрит, какая разница?
– Не знаю, но разница есть.
– Ты уже вернулся в Филадельфию, – сказала она, отступив и сердито глядя на него.
– Ну же, Эмили…
– Вернулся.
Но он лишь повторил:
– Не глупи.
– Я не глуплю, – сказала она. – И я не еду в Филадельфию.
Джонсон не нашелся что ответить.
– Я просто была бы там не на своем месте, – сказала она, вытирая слезу со щеки.
– Эмили…
Она открыто заплакала:
– Я знаю, о чем ты думаешь, Билл. Я знала это уже несколько дней.
– Эмили, пожалуйста…
Джонсон понятия не имел, о чем она говорит, потому что последние три дня были самыми изумительными в его жизни.
– Все бесполезно… Не прикасайся ко мне, пожалуйста… Это бесполезно, вот и все.
Они бок о бок молча пошли обратно в отель. Эмили высоко держала голову и время от времени шмыгала носом. Он чувствовал себя неловко, сконфуженно и не знал, что делать.
Спустя некоторое время Джонсон взглянул на нее и увидел, что она больше не плачет. Она была в ярости.
– После всего, что я для тебя сделала, – сказала она. – Ты наверняка давно уже погиб бы от руки Дика, если бы я тебе не помогла, и ты никогда не выбрался бы из Дедвуда, не уговори я Уайетта тебе помочь, и ты потерял бы кости в Ларами, если бы я не помогла тебе придумать план…
– Это правда, Эмили.
– И вот твоя благодарность! Ты отбросил меня в сторону, как старую тряпку.
Она была не на шутку сердита. Но каким-то образом Джонсон осознал, что это
– Эмили…
– Я сказала – не прикасайся ко мне!
Он почувствовал облегчение, когда к ним подошел шериф, вежливо прикоснулся к шляпе, глядя на Эмили, и спросил Джонсона:
– Вы – Уильям Джонсон из Филадельфии?
– Да.
– Тот, что остановился в «Интер-Оушене»?
– Да.
– У вас есть какие-нибудь удостоверения личности?
– Конечно.
– Прекрасно, – сказал шериф, вынимая пистолет. – Вы арестованы. За убийство Уильяма Джонсона.
– Но я – Уильям Джонсон.
– Не вижу, как вы можете им быть. Уильям Джонсон мертв. Поэтому кем бы вы ни были, вы наверняка не он, не так ли?
На его запястьях защелкнулись наручники. Джонсон посмотрел на Эмили:
– Эмили, скажи ему!
Она повернулась на каблуках и, не говоря ни слова, пошла прочь.
– Эмили!
– Пойдемте, мистер, – сказал шериф и подтолкнул Джонсона в сторону тюрьмы.
Прошло некоторое время, прежде чем всплыли детали. В свой первый день в Шайенне Джонсон телеграфировал отцу в Филадельфию, прося прислать 500 долларов. Его отец тут же дал телеграмму шерифу, сообщая, что в Шайенне кто-то выдает себя за его погибшего сына.
Все, предъявленное Джонсоном – его перстень Йельского университета, несколько измятых писем, газетные вырезки из дедвудского «Блэк Хиллс Уикли Пиониэр», – было расценено как доказательства того, что он ограбил мертвеца, которого, вероятно, сам и прикончил.
– Этот парень, Джонсон – студент с Востока, – сказал шериф, рассудительно прищурившись на Джонсона. – Так что ты не можешь им быть.
– Но это я, – настаивал Джонсон.
– И он богат.
– Я богат.
Шериф засмеялся.
– Хорошая шутка. Ты – богатый студент с Востока, а я – Санта-Клаус.
– Спросите девушку. Спросите Эмили.
– О, я спросил, – заверил шериф. – Она сказала, что очень в тебе разочаровалась, что ты много о себе наплел, а теперь она видит, кто ты есть на самом деле. Она кутит в твоем отеле и распродает ящики с чем-то там, которые ты привез в город.
– Что?!
– Она тебе не друг, мистер, – сказал шериф.
– Она не может продавать те ящики!
– Не вижу, почему бы нет. Она говорит, что они принадлежат ей.
– Они принадлежат мне!
– Нет смысла так кипятиться, – сказал шериф. – Я связался с кое-какими людьми, приехавшими из Дедвуда. Похоже, ты появился там с мертвым индейцем и мертвым белым. Я поставлю сто против одного, что белый был Уильямом Джонсоном.
Джонсон начал было объяснять, но шериф поднял руку.
– Я уверен, у тебя есть история, которая все разъяснит. У таких типов она всегда есть.
Шериф вышел из тюрьмы, и Джонсон услышал, как его помощник спросил:
– Кто этот парень?
– Какой-то головорез, вообразивший себя невесть кем, – ответил шериф и отправился выпить.
Помощник был подростком шестнадцати лет. Джонсон отдал ему свои сапоги, чтобы тот послал в Филадельфию вторую телеграмму.
– Шериф будет вне себя, если об этом узнает, – сказал помощник. – Он хочет отправить вас в Янктон, чтобы вас там судили за убийство.
– Просто пошлите ее, – сказал Джонсон.
Он быстро писал: «Дорогой отец. Прости, что я разбил яхту. Помнишь ручную белку летом 71-го? Мамину лихорадку после рождения Эдварда. Предупреждение директора Эллиса об отчислении из Экстера. Я и вправду жив, и ты причиняешь огромные проблемы. Пошли деньги и сообщи шерифу. Твой любящий сын Мизинчик».
Помощник прочитал телеграмму медленно, шевеля губами, и поднял глаза.
– Мизинчик?
– Просто пошлите ее, – сказал Джонсон.
– Мизинчик?
– Так меня звали в раннем детстве.
Помощник покачал головой. Но отослал телеграмму.
– Послушайте, мистер Джонсон, – сказал шериф несколько часов спустя, отпирая камеру. – Я искренне заблуждался. Я просто выполнял свой долг.
– Вы получили телеграмму? – спросил Джонсон.