- Папа! - вспыхнула девушка. - Разве ты не замечаешь, что Бертон очень напоминает Андр...
- Молчи! - крикнул Сатиапал.- Поэтому я и верну ему зрение. Отступлю от собственного принципа, совершу предательство... Но англичанин будет иметь разноцветные глаза!.. Все! Готовьте больного!
Майя и хирургическая сестра вышли в операционную. Сатиапал хмуро посмотрел им вслед и сказал раздраженно:
- Женщины не умеют держать язык за зубами!.. Андреи, вернее Райяшанкар, о котором вспоминала дочь,- мой сын. Его расстреляли англичане в первый день Азарха двенадцать лет назад.
Он как-то странно, точно хотел отогнать неприятные мысли, тряхнул головой и молча - локтем поднятой руки з стерильной перчатке - показал на дверь.
- Господин Сатиапал, подождите,- попросил Лаптев.- Скажите, почему вы уехали из России?
Профессор нахмурился:
- Разве это имеет значение? А впрочем!.. Есть такой романс: "Как желтый лист, гонимый ветром, летит, не ведая куда, так...". Меня изгнала из России революция, господин большевик!.. Вас это устраивает?
- Вполне! - с шутливой серьезностью ответил Лаптев. - Я против эксплуататоров. А у вас, очевидно, были в России заводы и имения?
- У меня была квартира из пяти комнат и неисчерпаемый запас энергии... Но хватит об этом. Если вы не хотите лишиться моего уважения - никогда ни о чем не спрашивайте.
- Согласен,- сказал Лаптев.
Нажимом ноги профессор открыл дверь операционной. Майя и хирургическая сестра давали больному наркоз. Операция предстояла длительная и тяжелая.
Пациент досчитал до трехсот. Эфир не действовал.
- Больной,- спросила девушка,- вы много употребляли виски?
- Много, Майя! - ответил тот с веселой беззаботностью.
- В вену! - сказал тихо Сатиапал.- Две дозы.
Майя приготовила шприц, оголила левую руку больного... и, вздрогнув, отвела иглу. В ее глазах мелькнуло удивление и даже испуг.
Сатиапал подошел ближе:
- В чем дело?.. Продолжай!..- он проследил глазами за взглядом дочери и повторил изменившимся голосом: - Продолжай.
Лаптев заметил: профессор, как и Майя, смотрит на красное пятно выше локтя больного. Оно имело четко очерченные границы, величиной и формой с куриное яйцо.
- Больной, - спросил Сатиапал, - как вас зовут?
- Чарльз Бертон,- ответил тот охотно.
- Где вы родились?
- В Кембридже.
- Кто ваш отец?
- Профессор биологии Рудольф-Эммануил Бертон.
- А мать? - Андрей Лаптев видел, что Сатиапал волнуется, хотя и старается это скрыть.
- Мария-Луиза Бертон, певица.
- Так... Хорошо...
Профессор больше не спрашивал. А минутой позже Майя сказала:
- Прошу, господин доцент. Он спит.
Андрей сделал шаг вперед. Сейчас должна начаться операция - очень интересная, очень тяжелая.
Перед ним, закрытый белыми простынями, лежал статный молодой англичанин. Лаптев не видел его лица. Это можно сделать очень просто - сняв салфетку. Но можно ли заглянуть в душу пациента?
Андрей, занося руку со скальпелем, не знал, кому он должен вернуть зрение, не подозревал, что пути его и Бертона скрестятся на шатком мостике над бездонной пропастью.
А впрочем, если бы он и знал это, рука хирурга не дрогнула бы, и операция была бы безупречной, словно Лаптев оперировал совершенно постороннего, безразличного ему человека. Врач призван только спасать, - даже того, кто готов его убить.
Глава VI
БЕЗ РУЛЯ И ВЕЗ ВЕТРИЛ
Нет, Чарлз Бертон не соврал: он действительно родился в семье известного английского физиолога, профессора Кембриджского университета.
Отца Чарли помнил смутно.. Из детских воспоминаний всплывал огромный полутемный кабинет с шеренгой устрашающих скелетов вдоль стены, массивный письменный стол у окна, микроскоп, штативчики, банки с заспиртованными животными, а над всем этим - склоненная седая голова. Когда Чарли входил голова поднималась, морщины на лице Бертона-cтаршего разглаживались, и он встречал мальчика неизменным приветствием:
- Как поживаете, сын?
- Очень хорошо, папа.
- Вы уже позавтракали?
- Да, папа.
- А не хотите ли вы, чтобы я рассказал что-то интересное?
- Хочу, папа.
Отец брал Чарли на колени и начинал рассказывать про животных и насекомых, про гром и молнию, - каждый раз иное, очень интересно и подробно. Если бы эти лекции Чарли выслушал спустя несколько лет - они принесли бы ему большую пользу. Но в то время мальчик еще не умел подолгу сосредотачивать свое внимание на каком-то одном предмете. Он начинал вертеться, перебивал рассказ неуместными вопросами, и профессор умолкал. Он смотрел на Чарли грустным укоряющим взглядом, а тот чувствовал себя виновным неизвестно в чем.
- Вы хотите уйти, сын?
- Да, папа.
- Ну, так идите.
Чарли вихрем вылетал из кабинета. Он побаивался отца, так непохожего на других людей.
С матерью было гораздо привольнее и приятнее. Она просыпалась поздно, - часто Чарли даже будил ее, - и еще заспанная, розовая, в белой пене ночной сорочки, подхватывала сына, щекотала, целовала, громко смеялась. Ее всегда окружали молодые красивые мужчины, вокруг нее ежечазно звенели песни и смех, и только с появлением старого Бертона мать замолкала, блекла, становилась старше и скучней. Однако она умело избегала таких встреч.