Двое молодых людей, одному было двадцать четыре года, а другой на год моложе, смотрели на Ланни, как на необычно мудрого и гениального человека. Они знали о его браке, и думали, что это коронация. К этому мнению присоединилась бы их мать, потому что у неё было бескомпромиссное уважение француженки к собственности. Французы, наряду с большинством других европейцев, любили говорить, что американцы поклоняются доллару. Замечание, которое Золтан Кертежи прокомментировал содержательной фразой: «Американцы поклоняются доллару, а французы поклоняются су»[12].
ГЛАВА ПЯТАЯ…из бездны
Дружба восхитительное чувство, если вы приняли правильное решение при выборе верных друзей. Эрик Вивиан Помрой-Нилсон доказал, что в течение многих лет был наиболее преданным другом Ланни. Без сомнения, без поддержки Рика молодой человек не сумел бы придерживаться неортодоксальных идей. Сын баронета наблюдал за всем, что происходило в мире, анализировал различные тенденции и излагал свое представление о них в газетных статьях, вырезки из которых Ланни отправлял лицам, с которыми дискутировал. Он, конечно, никого не переубедил, но статьи поддерживали его убеждения.
Рик был всего года на полтора старше, но у Ланни вошло в привычку считаться с его мнением, что радовало жену Рика и совсем не вызывало недовольства Рика. Всякий раз, когда англичанин заканчивал очередную пьесу, Ланни был уверен, что она должна стать долгожданным «хитом». Когда этого не происходило, всегда находилась причина — упорство Рика в решении социальных проблем, которые были непопулярными с точки зрения с тех, кто купил лучшие места в театрах. Молодому драматургу повезло с родителями, которые верили в него и предоставили ему и его семье кров. На время, когда он писал правду, какой она виделась ему.
Почти тринадцать лет прошло с тех пор, когда очень молодой английский летчик разбился в бою и был найден с раной во лбу и переломом колена, осложнённым сильным заражением. С течением времени он научился жить со своей хромотой. Он мог входить в воду для купания со специального устройства, которое сделал Лан-ни для него в Бьенвеню. А теперь плотник яхты Бесси Бэдд прикрепил болтами две ручки у входа на трап яхты, так что человек с хорошими крепкими руками мог поднять себя из воды без чьей-либо помощи. Рик отстегивал с ноги стальную шину, соскальзывал в воду и наслаждался так, как будто у человечества никогда не было проклятия мировой войны.
Нина была, как всегда, любезной и привлекательной, а маленький Альфи, получивший своё имя в честь деда баронета, больше на него не походил, т. к. безмерно вырос длинноногим для своих тринадцати лет. У него были темные волосы и глаза, как у отца, и он был, как можно было бы ожидать, не по годам развитым. Он знал немного обо всех политических движениях, а также о художественных направлениях, и использовал их жаргон так, что было трудно удержаться от улыбки. У него были тонкие и нежные черты и серьезное выражение лица, что делало его предопределено жертвой Марселины Дэтаз, маленькой кокетки и дерзкой девчонки. Марсе-лина не имела представления о политике, но она владела некоторыми видами искусств, в том числе кокетством. Наполовину француженка и наполовину американка, она также была воспитана среди пожилых людей, но другого сорта. От бывшей баронессы де ля Туретт, наследницы скобяного короля из Цинциннати, она узнала трюк говорить ужасные вещи с торжественной миной на лице, а затем врываться смехом, приводя в замешательство рассудительного на вид юношу. Видимо, Альфи никогда не узнает об этом.
Семьи запланировали встречу для этих двух по телеграфу, как только появилась возможность. Родители в свободной и непринужденной современной манере отпускали шутки о них, и дети последовали их примеру. «Я никогда не выйду за тебя замуж, если ты не научишься лучше танцевать», — то заявит Марселина. В ответ раздраженный Альфи: «Вы не должны выходить за меня замуж, если вы этого не хотите». Он никогда не будет иметь ни малейшего представления, что произойдёт дальше. Один раз его чувства больно заденут, а в следующий раз ему покажется, что к нему благосклонны. Но всегда его будут дразнить, и Альфи будет похож на человека, преследуемого обманчивой надеждой.
В доме Марселины всегда были танцы, по крайней мере, с тех пор, как она выучилась ходить. Так называемые «светские» танцы, танцы Далькроза, танцы Айседоры Дункан, провансальские крестьянские танцы, английские и американские кантри танцы, любые танцы, которые может воспринять ребенок. Какая-то музыка звучала большую часть времени, а фонограф или радио можно было включить по желанию. На яхте, как только ее уроки были закончены, она прибегала туда, где занимались Ганси и Бесс. И как только улавливала ритм, её ноги начинали сами двигаться, и она танцевала по всему салону. Она протягивала руки к Ланни, и они начинали импровизировать. Они научились читать сигналы друг друга, и еще раз, как в старые времена Далькроза, можно было наблюдать, как музыка становится видимой.