Зубы Дракона

Мадам давала несколько сеансов каждый день. Она делала это, когда зарабатывала себе на жизнь на Шестой авеню, и настаивала на том, что это ей не причиняет боль. Она обслужит всех, кому было интересно. В настоящее время она вникала в прошлое семьи Рабинович, рассказывая о тех членах, которые «ушли». Это немного беспокоило, т. к. членов этой семьи было много, а Яша забыл их. Он сказал, что никогда не слышал о них, за исключением, тех, кто просил деньги для достойных целей, и все их цели были достойны. Он сказал, что есть способ проверить на идентичность любого члена его семьи в мире духов, если тот попросит деньги для сына или дочери, племянника или племянницы, еще живущих на земле!

Но действительно был дядя Наум, который торговал вразнос в российско-польских деревнях, и был избит до смерти черносотенцами. Реалистичные детали этого события звучали убедительно для Мамы Робин, которая была свидетелем этого инцидента в детстве, и ей до сих пор снятся кошмары. Затем был собственный отец Яши. Тот рассказал ему, что его борода побелела быстрее на одной стороне, чем на другой, и как он спрятал свои деньги в очаге под шатающимся кирпичом. Ланни увидел, как его вежливый хозяин был сильно удивлён. Йоханнес потом сказал, что он думал, что все это — мошенничество, но теперь он не знает, что и думать. Это было действительно немыслимо.

Так продолжалось к удовольствию всего судна. Седобородый и здравомыслящий капитан Моллер снизошел до эксперимента, и оказался в диалоге со своим старшим сыном, который был младшим офицером на подводной лодке, а тот рассказал ему, как они чувствовали себя, задыхаясь на дне море. Няня маленькой Фрэнсис, девушка с акцентом кокни, которая получила начатки образования в начальной школе, научилась разговаривать со своим отцом во время длинных сеансов. Тот был простым солдатом, убитым на Сомме, и который рассказал ей всё о своей прошлой жизни: название паба, где он делал ставки на скачках, и где его имя по-прежнему написано мелом на доске, вместе с именами других погибших солдат, родом из окрестной местности.

Как мадам Зыжински могла знать такие вещи? Можно было подумать, что она тайком на яхте ловила обрывки разговоров, и, возможно, шарила в каютах. Но она этого не делала. Она была довольно тупой старухой, которая была сначала служанкой, а затем женой дворецкого варшавского купца. Она страдала от варикозного расширения вен и отеков в их ранних стадиях. Она с трудом понимала иностранные языки и ленилась слушать большую часть времени, предпочитая сидеть в своей каюте, раскладывая бесконечные пасьянсы. Она почти ничего не читала, рассматривая фото в дешевых журналах, и те странные вещи, которые она совершала во время своих трансов, ее действительно не интересовали. Она отвечала на вопросы, как могла, но никогда не задавала их. Она снова и снова заявляла, что занималась этими вещами, потому что была бедна, и это был способ зарабатывать себе на жизнь. Более того, она настаивала на том, что никогда не слышала голос Тикемсе, и знала о нем только то, что рассказывали ей ее клиенты.

Но, что за странное существо был этот индейский вождь! По его словам, он не был настоящим историческим Тикемсе, но был ирокезом с тем же именем. Его племя всё было уничтожено оспой. Теперь он управлял племенем духов и забавлялся за счет своих бывших врагов, белых. Он был бдительным, упрямым, остроумным, рассудительным — и если он чего-то не знал, то говорил, что возможно завтра он сможет ответить. Но с ним должны быть вежливыми и относиться к нему как социально равному, и лучше всего ладить мог скромный проситель. «Пожалуйста, Тикемсе, можете ли вы оказать мне эту великую милость!»

V

Что всё это значило? Был ли это действительно дух американского аборигена, умершего более двухсот лет назад? Ланни так не думал. Прочитав некоторые книги, и в течение нескольких месяцев поразмышляв над ними, он решил, что Тикемсе был гением. Что-то в роде того, который был в Уильяме Шекспире, создавшего множество образов, которые для всех стали более реальными, чем живые люди. В случае поэта, гений был связан с его подсознанием, так что поэт знал, что он делал, и мог бы ввести образы в пьесы и даже продать их импресарио. Но гений мадам Зыжински не был связан с чем-либо. Он остался скрыт в её подсознании и работал сам по себе. Дикий гений, так сказать, подземный. Так, старый крот! Как ты проворно роешь! Отличный землекоп![9]