Зубр

Итак, переходим в следующий этап жизни, на котором, надеюсь, наша близость не уменьшится. Есть шансы, что она увеличится, т. к. я не теряю надежды высказать некоторые соображения по общим вопросам, судьей которых я хочу надеяться иметь тебя. Я все откладывал это дело, но теперь подошло время, когда дальше его откладывать некуда. Ты уже неоднократно советовал мне “подумать о душе”, что пора сделать. Совет правильный и по-настоящему его надо принять к руководству; при этом, мне думается, в него нужно вложить троякий смысл (в данном случае). Прежде всего, нужно избавиться от “суеты” жизни, каковой являются сейчас для меня служба и экспериментальная работа. Последняя, при всей своей увлекательности, ограничивает горизонт и поэтому известным образом “отупляет”. Подобно тому, как “эпоха” по чьему-то выражению (кажется, Бердяева) оказалась и “эпохой вырождения,” могучих духовных сил средневековья, современная наука при всем ее блеске, хотя и идет по правильному и необходимому руслу, заслоняет другие аспекты действительности (отнюдь их не опровергая, конечно). Пора остановиться и подытожить сделанное в цеховой части, это – первое. Далее, нужно подытожить вообще все, что возможно, по интеллектуальной части: “сопрягать надо”, как снилось П. Безухову на Бородинском поле.

Но прежде всего, этот совет надо понимать в том его прямом и простом смысле, в котором выражение “подумать о душе” понималось нашими матерями и бабушками, а также и всеми величайшими духовными отцами человечества.

Чем ближе становится роковой предел жизни, тем больший субъективный интерес приобретает величайший из всех великих вопросов – вопрос о личном бессмертии. Я не знаю твоих взглядов на этот вопрос, но полагаю, что для платониста он не должен решаться отрицательно. Что до меня, то

Сердцем вещим знаю я —
Обеты данные не ложны…

Содержание сущности этих обетов выражено у особо чтимого нами обоими поэта:

В одну любовь мы все сольемся вскоре.
В одну любовь, широкую, как море,
Что не вместят земные берега…

Конечно, несмотря на все обеты, “последний рейс” – страшная вещь. Главная причина этого, думаю, – неизвестность…»

А. А. Любищев – П. Г. Светлову

«Милый мой друг Павел Григорьевич!