Зрелища

Дядю Филиппа невозможно было вытащить из вагона, оба плакали. Правда, они твердо договорились, что она едет только за разводом, забирает меньшего, Димочку, и сразу же возвращается, но… Но если верить в это, так чего же плакать? Остающимся была обещана новая жизнь, трезвость, кажется, даже поступление на постоянную службу. Дядя Филипп на службе, это все равно что я — верхом на коне.

6 апреля.

Он снимает туфли и крадется к ее двери. Он припадает к ней лицом. Долго стоит, не решаясь коснуться ручки, сдерживая дыхание. Она в это время стоит с другой стороны, тоже ловит каждый шорох. Перемежающиеся кадры — он, она, он, она, между ними дверь. Публика регочет. Ну, Боже, Господи, Создатель, кто там есть, — почему они регочут? почему?! Почему так все прекрасно на этом свете, все дивно в твоем творении — все, за исключением венца.

12 апреля.

Это было вчера. Утром мы поссорились, а ночью она пришла. Первый раз. В одном халатике и тапках. Кажется, я ревел, не помню. Все было молча, она то ли посмеивалась, то ли мурлыкала. Потом натянула мне одеяло до подбородка, поцеловала и ушла с таким видом, точно приходила поставить горчичники. А наутро снова — не подступись.

14 апреля.

Премьера через две недели, уже готовы афиши — «Стреляйте, не целясь!». Репетируем в запертом зале, каждый день до двенадцати, директор протер себе лоб о замочные скважины. Если отбросить все трюки, то смысл получится такой: двое ученых, друзья, но один благородный, а другой завистник. Завидует таланту, успеху, красивой жене — всему. Готовится опасный опыт. Во время опыта завистник чего-то такое подстраивает и благородный гибнет. Но сработано чисто, винить некого, и завистник занимает его место, и вся слава тоже, конечно, ему. Все забывают, одна жена не успокаивается и, отчаявшись притянуть завистника к суду, сама стреляет в него из револьвера, как и обещано в названии, не целясь. Я как-то спросил Салевича, зачем ему понадобился Карпинский, неужели Всеволод сам не смог бы выдумать все эти страсти, и даже похлеще. Он постучал мне костяшками в лоб и прокричал: «А документальность? а подлинность? Это же мемуары, это было, голова ты садовая». — «Враки это все, а не мемуары», — хотел сказать я, но, слава богу, удержался. Он и так во мне разочарован, а тут бы… Нет, нельзя его сейчас раздражать.

15 апреля.

Наконец-то купил пиджак. Серенький, в едва заметную клетку, запасные пуговки пришиты внутри, и к брюкам подходит — да в таком пиджаке!.. В таком пиджаке я полез менять шторы, сорвался и, падая, вырвал полрукава. Все же лишь такая ничтожная и мелкая натура, как я, может приходить в такое отчаяние из-за какого-то паршивого пиджака.

16 апреля.

Дядя Филипп сказал, что у поэта не может быть глубины души — он ее постоянно выворачивает наверх, наружу.

19 апреля.

АП. сегодня целый час хохотала как помешанная — я попросил ее выйти за меня замуж.

21 апреля.

Ну хватит, давай поговорим спокойно. Разве можно так ненавидеть собственную дочь, как говорит Л.П. А тем более себя самого? Уж так ли ты плох, подумай. Некрасив, да, близорук, прыщи на лбу, мелковат подбородок, но не безобразен же, нет! Посмотри кругом, сколько есть хуже тебя — лысых, косых, беззубых, с бородавками, с диким мясом на лице, с кривыми носами — ну что, полегчало? А что фигурой не вышел, так и это не страшно — много ли ты видел Геркулесов не в кино и не на журнальных обложках? Голова могла бы быть, конечно, получше, так называемый котелок, чтобы варил безотказно, но и это, если подумать, не страшно, это даже вредно бывает для счастья. Почитай-ка «Горе от ума» или посмотри на дядю Филиппа — много ли ему счастья от его головы? Ну, а мучения все твои — разберись, из-за чего они, из какого пальца высосаны. Что не любит тебя никто, так это вздор, любят, есть такие, а ведь тебе надо, чтобы всякий встречный перед тобой рассыпался, — ну, не гадость ли это? Можно ли этим мучиться? Кто они, эти встречные, — вахтеры, гардеробщики, кладовщики, парикмахеры? Стыдитесь, сударь. Или несовершенство мира тебе докучает, от общего неустройства корчишься? А ты бы не корчился, а шел бы и исправлял понемножку, где тебе по силам — чего проще. Ну, а то, что в службу тебя никто не берет, что некому предаться целиком душой и потрохами, так сам ты кто такой еще, чтобы кому-то предаваться, велики ли твои потроха? Нет, мой милый, хватит тебе дергаться, хватит зарываться. Сядь спокойно, передохни, погляди вперед назад, помаши рукой дорогому детству — пора уже, сколько можно. Посидел? Помахал? А теперь вставай и иди дальше. И все тебе будет, красавец, и дальняя дорога, и важные хлопоты, и червонная дама, и трефовый король, только ручку золоти время от времени, не забывай.

21 апреля.

Ах, как хорошо, как ловко да складно все выходит у меня на бумаге! Так бы и сплющился, так бы и заполз на эти листочки крохотной буковкой. И пошла бы у меня складная да расписная буквенная жизнь, а так…

25 апреля.

Завтра, завтра премьера! Что-то будет? Если провалимся… Мне на все плевать, на всех, не жалко ни Салевича, ни себя, но Л.П! Бедная Л.П.

21