Читаем Зовущие на подвиг полностью

О людях «невероятной отдачи», «безграничной наступательности», особенного жизненного таланта много думал на протяжении всего своего пути в искусстве А. Довженко.

«Кончилась мировая война! Стою с автоматом на пороге новой эпохи и думаю: какую могучую темную силу мы победили, будь она проклята!» Так начинается фильм А. Довженко «Повесть пламенных лет»...

Молодой сержант, крепкий и статный, голова перевязана бинтом, небритый, мокрый, покрытый копотью и прахом Берлина, стоит у Бранденбургских ворот. Он говорит, улыбаясь и думая вслух:

— Я простой сержант Иван Орлюк, колхозник с Приднепровья, обыкновенный, так сказать, победитель в мировой войне.

Но поскольку нашего брата полегло в боях за освобождение народа от фашизма, как никаких других солдат на свете, громадное, будем говорить, количество и сам я лично пролил кровь и труда понес немало, я, рожденный для добра человек, должен как-то представиться своим современникам, друзьям и врагам всего мира, вместе с моей женой и детьми, с отцом и матерью, со всем, как говорится, домом, с колодезем, из которого я пил когда-то воду, с садом, с огородом, где познал первые мозоли на руках, — словом, со всем моим родом и судьбой.

Довженко в подобных случаях не придает речи персонажа, характеристике, индивидуального своеобразия, поскольку эта речь «внутренняя», мысли не произнесенные и даже, может быть, не сформулированные, а только прочувствованные. Художник передает их «своими словами».

«Высоким» стилем, в котором пафос выражается открыто, откровенно, рассказан весь фильм.

...Орлюк возвращается с войсками на Украину, в Киев. Историческая битва — форсирование Днепра. Он тяжело ранен. Уже приговорили его к близкой смерти врачи. Умирающий, лежит он на койке в госпитале, и врачи, отвернувшись, уходят. Бледный, весь покрытый бинтами, осужденный на смерть, молодой парень не хочет умирать.

Вопреки всем законам биологии и медицины, он встает на ноги. Сила его переступает через грань возможного.

Зритель вправе воспринимать эту сцепу и в психологически бытовом плане как реалистическое, достоверное воспроизведение исключительного, необычного, но тем не менее жизненного факта, которыми годы войны были так богаты.

Сила воли человека, его стремление жить и бороться, его собранность, чистота и целеустремленность, внутренние, еще не познанные до конца резервы управления своим организмом — вот что спасает Орлюка.

Иван Орлюк, стоя в дверях операционной, в одном белье, в мокрых от крови и гноя бинтах, весь в холодном поту, кричит: «Перевязку! Хочу жить! Давайте перевязку и все, что полагается!..» — и идет, шатаясь, к операционному столу. Довженко в этом месте замечает: «Так сила сопротивления смерти умирающего умножила силу воли врача, и эту силу врач возвращал больному сторицей».

В не поставленном еще, другом сценарии А. Довженко «Открытие Антарктиды», когда корабль вот-вот наскочит на айсберг, матрос Касаткин верит, что его «мышцы и все его нервы, вся страсть и воля к жизни, все его жизнедеятельное и радостное существо», напряженное тоже до предела урагана, заставит океан — раз в жизни так бывает — подчиниться ритму его гармонической души.

В плане незаконченного сценария о полете в космос есть линия, лежащая в русле этой мысли Довженко о силе духа человека, которому подчиняется буквально все. Космонавты улетают на Марс. Но в расчетах допущена ошибка. Ракета летает восемь с лишним лет, «догоняя» планету. Что же происходит за это время на Земле?

Мария — жена или невеста одного космонавта — ждет все эти восемь лет, глядя на небо каждый день. «Она покрылась сединой и все же осталась юной. Время, допустим, отступило перед силой ее надежды», — говорит Довженко.

Люди воли, владеющие «самой трудной властью» — над собой, верят, и, кажется, это правда, что их воля может делать чудеса в самом прямом смысле слова.

Довженко всю свою творческую жизнь отдал людям большой души, способным на подвиги, способным переживать «священные мгновения». Многое он в них понял. Но не все. И снова и снова делал их героями своих произведений, чтобы, активизируя всю свою способность художественного проникновения в суть вещей, приблизиться к постижению этой, может быть, самой важной из тайн.

6

Фильмы о «бойцах невидимого фронта», о разведчиках, пользуются большой популярностью. Многие из них захватывают неожиданными поворотами действия, заставляющими зрителя строить догадки, гипотезы и этим активно включаться в события.

В последнее время фильмы этого жанра чаще всего строятся на документальной основе, причем внешняя «детективная» линия, как правило, оказывается на втором плане. Авторов больше интересует другое — образы действующих лиц, характеры, психология людей. Именно в таком направлении идет в советском кино развитие этого жанра.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство